Возвращение на родину

Внезапная веселость Тимоти Фейруэя оказалась заразительной. Торфяник подхватил старушку Олли Дауден и хотя с меньшим азартом, но тоже заскакал с ней по площадке. Молодые парни не замедлили последовать примеру старших и расхватали девушек; старик Кентл со своей палкой, словно оживленный треножник, сновал туда-сюда среди остальных, и через полминуты на Дождевом кургане только и видно было, что мельканье темных фигур в кипящем облаке искр, взлетавших чуть не до пояса танцоров, только и слышно, что пронзительные крики женщин, хохот мужчин, скрип корсета и стукотня патенок Сьюзен, одышливое «ху-ху-ху!» Олли Дауден да треньканье ветра по кустам дрока, составлявшее как бы припев к демоническому ритму, отбиваемому ногами танцующих. Один только Христиан стоял поодаль, беспокойно переминаясь с ноги на ногу и бормоча:

— Ох, не надо бы!.. Искры-то как летят! Ведь это же значит беса тешить!..

— Что это? — спросил вдруг один паренек, останавливаясь. — Ой, где?.. — вскричал Христиан, поспешно присоединяясь к остальным.

Все танцоры замедлили темп.

— Да вот за тобой — там, внизу.

— За мной! — трепетно повторил Христиан и забормотал: — Матфей, Марк, Лука, Иоанн, да хранят меня от болестей и ран, ангельский покров от сатанинских ков…

— Помолчи-ка. Что там такое? — сказал Фейруэй.

— Э-эй! — раздался оклик из темноты.

— Гей-гей! — отозвался Тимоти.

— Есть тут прямая дорога к миссис Ибрайт в Блумс-Энд? — донесся до них тот же голос, и, смутно видимая в полутьме, длинная тонкая фигура приблизилась к кургану.

— Может, нам бы домой побежать, соседи? — сказал Христиан. — Только не порознь, а всем вместе? А?

— Наберите там дроку, — сказал Фейруэй, — да зажгите — посмотреть, кто это.

Когда пламя вспыхнуло, из темноты выступил молодой человек в облегающем костюме и красный с головы до пят. — Есть тут прямая дорога к дому миссис Ибрайт? — повторил он.

— Да вон та тропка, где ты стоишь.

— Нет, такая, чтобы фургон и пара лошадей могли пройти.

— Проедешь и парой. Дорога, правда, плоха, да и круто, но ежели у тебя есть фонарь, так лошади найдут, куда копыто поставить. А где твоя повозка, сосед охряник? Высоко ли уже взобрались?

— Я оставил ее внизу, с полмили отсюда, а сам пошел проверить дорогу. Давно здесь не бывал, боялся в темноте заплутаться.

— Ничего, валяй, проберетесь, — сказал Фейруэй. — Ох, и страх же меня взял, когда я его увидел! — продолжал он, обращаясь ко всем вместе, в том числе и к охрянику. — Господи, думаю, что это за пугало такое огненное? Ты, друг, не обижайся, я же не говорю, что ты и впрямь пугало, основа-то у тебя, всякому видать, хорошая, отделкой вот малость не вышел. Я к тому, что спервоначала больно уж мне чудно показалось — вроде как черта вдруг увидал либо красный этот призрак, про которого мальчишка рассказывал.

— А я еще хуже перепугалась, — сказала Сьюзен Нонсеч, — потому прошлой ночью я во сне мертвую голову видела.

— Ох, да уж и не говорите, — сказал Христиан. — Ему бы еще платок на голову, совсем бы дьявол с картинки про искушение.

— Ну что ж, спасибо, что показали дорогу, — проговорил, слегка улыбаясь, молодой охряник. — И спокойной ночи вам всем.

Он сошел с кургана и исчез в темноте.

— Где-то я встречал этого парня, — заметил Хемфри. — Но где, и когда, и как его звать, не помню.

Не прошло и пяти минут после ухода охряника, как новый путник приблизился к частично ожившему костру. То была всем известная и всеми уважаемая вдова, тоже местная жительница, но по манере держать себя отличавшаяся от простых поселян. На черном фоне убегавшего вдаль вереска лицо ее светилось ровной белизной без теней и полутонов, как античная камея.

Это была женщина средних лет, с правильными и несколько жесткими чертами лица, какие часто встречаются у тех, в ком острый, проницательный ум преобладающее качество. Временами казалось, что она смотрит на все с высоты — как бы с некоей горы Нево[6], недоступной для окружающих. В ней была отчужденность, как будто одиночество, источаемое вересковой степью, все сосредоточилось в этом лице, так нежданно возникшем из темных ее пределов. На поселян, столпившихся у костра, она смотрела с таким видом, словно очень мало считалась и с их присутствием, и с тем, что они могут подумать о ней, блуждающей в такой поздний час и по таким глухим местам; в этом беглом взгляде было косвенное признание, что в каком-то смысле они ей не ровня. Объяснялось это, вероятно, тем, что, хотя муж ее был мелким фермером, сама она родилась в семье священника и когда-то мечтала для себя не о таком будущем.

Люди с сильным характером, подобно планетам, движутся по орбитам, окруженные собственной атмосферой. И эта немолодая женщина, появившаяся теперь на сцене, умела в любом обществе задавать тон. С поселянами она обычно бывала сдержанной и немногословной, может быть, именно от сознания своего превосходства. Но сейчас, попав на свет, к людям, после одиноких блужданий в темноте, она склонна была к большей, чем всегда, общительности, что проявлялось не столько в ее словах, сколько в выражении лица.