Возвращение на родину

— Какую роль ты исполняешь, Чарли? Кажется, Турецкого рыцаря? — спросила красавица, глядя на него поверх дыма, клубившегося над огнем.

— Да, мисс, Турецкого рыцаря, — робко ответил он.

— Большая это роль?

— Порядочная. Этак раз девять надо стихи читать.

— Можешь ты мне их сейчас прочитать? Я бы хотела послушать.

Глядя с улыбкой в огонь, юноша начал:

Вот я, Рыцарь турецкий, стою пред тобою,В Турции выучен ратному бою,

и продолжал читать реплику за репликой вплоть до последней сцены, в которой ему должно было пасть от руки святого Георгия.

Юстасия уже и до того раз или два слышала, как читали эту роль. Когда Чарли кончил, она начала точно теми же словами и продекламировала все от начала и до конца без единой запинки или искажения. Это было то же самое, и, однако, какая разница! В ее декламации была та законченность и мягкость, которая так поражает в картинах Рафаэля, когда видишь их после Перуджино, и, при одинаковости сюжета у обоих художников, более позднего мастера ставит неизмеримо выше его предшественников.

У Чарли глаза округлились от удивления.

— Ну и память же у вас! — сказал он восхищенно. — Я три недели зубрил!

— Я эти стихи раньше слышала, — скромно заметила она. — Так вот что, Чарли: хочешь сделать мне приятное?

— Все, что велите, мисс.

— Позволь мне один раз сыграть вместо тебя.

— Ой, мисс! Да как же вы?.. В женском платье?..

— Я могу достать мужское, — по крайней мере, все, что понадобится вдобавок к театральному костюму. Что я должна подарить тебе, чтобы ты одолжил мне костюм и позволил занять твое место на час или два в понедельник вечером — и никому никогда и словом не обмолвился о том, кто я и что я? Тебе, конечно, придется объяснить им, что ты не можешь играть в этот вечер и что кто-то другой — ну, скажем, двоюродный брат мисс Вэй — будет играть вместо тебя. Остальные никогда со мной не разговаривали, так что они меня не узнают, а если и узнают, мне все равно. Ну так что же тебе дать, чтобы ты согласился? Полкроны?

Юноша покачал головой.

— Шесть шиллингов?

Он опять покачал головой.

— Денег мне не надо, — сказал он, поглаживая ладонью набалдашник железной подставки для дров.

— А что же тебе надо, Чарли? — огорченно спросила Юстасия.

— Помните, мисс, что вы мне запретили в прошлый раз возле майского дерева? — тихо проговорил юноша, не поднимая глаз и все еще поглаживая набалдашник.

— Да, — уже с ноткой надменности отвечала Юстасия. — Ты хотел держать меня за руку, когда мы стояли в кругу, так, что ли?

— Полчаса этого самого, мисс, и я согласен.

Юстасия пристально поглядела на него. Он был тремя годамп моложе ее, но, очевидно, из молодых, да ранний.

— Полчаса чего? — спросила она, хотя и сама уже догадалась.

— Подержать вашу руку в моей. Она помолчала.

— А если четверть часа? — сказала она.

— Хорошо, мисс Юстасия, только чтобы мне можно было потом ее поцеловать. Пусть четверть часа. И клянусь, я все сделаю, чтобы вы могли занять мое место и никто бы не узнал. Вы не боитесь, что кто-нибудь вас по голосу признает?

— Это возможно. Но я возьму камешек в рот, будет не так похоже. Хорошо; когда принесешь костюм, меч и жезл, я позволю тебе подержать мою руку. А теперь иди, сейчас ты мне больше не нужен.

Чарли ушел, и Юстасия почувствовала, что в ней снова пробуждается интерес к жизни. Было чего ждать, чего добиваться; была надежда его увидеть, да еще таким заманчиво дерзким способом.

— Ах, — сказала она себе, — цель, ради которой стоило бы жить, вот чего мне недостает!

В манерах Юстасии всегда была медлительность и даже как бы дремотность; ее страсти таились в глубине и отличались скорее силой, чем живостью. Но когда она наконец пробуждалась, она иной раз бывала способна на внезапные и стремительные поступки, которые на это краткое время придавали ей сходство с людьми, порывистыми по натуре.

К риску быть узнанной она относилась довольно равнодушно. Молодые парни, исполнители ролей, вряд ли хорошо ее знают. Насчет гостей, которые соберутся, у нее не было такой уверенности. Но, в конце концов, даже если узнают, тоже не страшно. Обнаружится самый факт, но не ее тайные побуждения. Решат, что это мимолетная прихоть девицы, о которой и без того известно, что она со странностями. А что она по глубоким причинам сделала то, что естественно делать в шутку, это никому и в голову не придет.

На другой день, чуть стало смеркаться, она уже караулила возле сарая. Дедушка был дома, и ей нельзя было звать своего сообщника в комнаты.

Он возник на темном челе пустоши, словно муха на лице негра. Он нес узел с вещами и подошел, слегка запыхавшись от быстрой ходьбы.

— Я принес все, что нужно, — прошептал он, кладя свою ношу на порог. А теперь, мисс Юстасия…

— …ты хочешь получить плату. Она готова. Я от своих слов не отрекаюсь.

Она прислонилась к дверному косяку и протянула ему руку. Он взял эту руку в свои с бесконечной нежностью — так ребенок держит в ладонях пойманного воробышка.

— На ней перчатка!.. — сказал он укоризненно.

— Ну да, я гуляла, — откликнулась она.

— Но, мисс!..