Возвращение немого

— Он теряет сознание, — издалека послышался смутно знакомый голос. — Держите его!

Чувствительная оплеуха привела в чувство. Бывший браконьер обнаружил себя сидящим на лавке. Стражник бил его по лицу. Последний удар вышел мастерским — голова мотнулась, губу пронзила боль, а рот наполнился кровью.

— Хватит! — жёстко приказал барон. — Дайте ему воды!

Янсору стало стыдно. Он же столько лет бегал от опасности, не пал духом, когда по нескольку дней голодал, мок и мёрз на голой земле, скрываясь в лесу, как дикий зверь, когда его травили собаками, как животное, когда ему было намного хуже, чем сейчас. И вдруг…

— Ты актёр, — это был не вопрос, а констатация факта. — И хороший актёр, уж можете мне поверить. Я видел вчера ваше представление. Это лучшее из того, что мне случалось наблюдать на подмостках. И я предлагаю… нет, я хочу, чтобы вы сыграли ещё одну роль. Роль, от которой будет зависеть не только ваша жизнь!

Усталость в конце концов сморила пленницу, и девушка уснула на соломе, свернувшись калачиком и закутавшись в плащ. Она спала так крепко, что не расслышала скрежета ключа в замочной скважине, скрипа отворяемой двери, и лишь тяжелые шаги по лестнице заставили ее открыть глаза.

На сей раз, разбойников было двое. Один — тот, что приносил ей мясо и вино и менял свечи, — держал над головой факел. Другой стоял позади него, низко надвинув на глаза капюшон. Пока пленница спала, маленькая свечка прогорела целиком, и факел в руках тюремщика был единственным источником света. Жоанна приподнялась, закрываясь рукой от огня.

— Что вам нужно? — промолвила она, не надеясь на ответ.

— Нет, это я хочу у вас спросить, не нужно ли что-нибудь вам, милое дитя? — поинтересовался мужчина, стоявший за спиной у тюремщика. По голосу, он был еще молод.

— Я хочу домой, — пролепетала Жоанна, не надеясь на ответ.

— Увы, милое дитя, это зависит не от меня. Будь моя воля, вы бы уже через пять минут были бы свободны. Но — увы! — это не в моей власти.

— А в чьей же?

— Вашего дядюшки.

— Но… я не понимаю…

— Сейчас поймете. Вы знаете грамоту?

Жоанна невольно улыбнулась. Барон Пяст баловал единственную наследницу, не только не отказывая ей ни в чем. Он даже настоял на том, чтобы в монастыре девушку обучили читать и писать — обычно эту науку преподавали лишь тем девушкам, которые собирались в скором будущем принять постриг. И Жоанна умела неплохо читать и даже писала. Еще в монастыре она часто отправляла дядюшке письма, не подозревая, что многие из них перехватываются и внимательно читаются разбойниками.

— Знаю.

— Отлично. Тогда сейчас Бак принесет пергамент и перо, и вы напишете своему дядюшке письмо. Ступай!

Разбойник, державший факел, закрепил его в щели между камней и направился прочь. Атаман и девушка остались одни. Жоанна невольно отступила на шаг — в полутьме из-под капюшона так страшно сверкали глаза ее похитителя… Она бы не удивилась, если бы разбойник схватил ее и попытался изнасиловать. Он в самом деле уже сделал движение навстречу — но тут появление Бака все испортило.

Тот поставил на бочку баночку чернил, положил пергамент — судя по гербу и остаткам строчек, когда-то это был один из указов барона, из тех, что развешивают на столбах для почтенных горожан. Видимо, его сорвали со столба и соскребли предыдущую надпись. Жоанна посмотрела на остатки строчек, разбирая отдельные буквы. Более-менее уцелели лишь обрывки нескольких слов: «Сим изве… наг… ных мо…ме…рон П…» Она осторожно обмакнула перо — судя по всему, недавно вырванное из крыла гуся и плохо очиненное — в чернильницу:

— Что я должна написать?

— Я продиктую, — кивнул атаман. — «Дорогой дядя!» Или как там вы его зовете? Милостивый государь? Дядюшка Пяст?.. Итак… «Дорогой дядя! Спешу тебя известить, что меня держат в заточении и жизнь моя полностью зависит от твоей воли. Если ты хочешь застать меня в живых, прошу как можно скорее отдать подателю сего письма всё, что он попросит, иначе вы больше никогда не увидите меня живой. С любовью, твоя…»

Рука девушки задрожала, начертав всего несколько первых слов.

— Это шутка? — пролепетала Жоанна, оборачиваясь к разбойнику. — Вы же не можете…

— Чего? Убить женщину? — из-под капюшона была видна только нижняя часть лица ее собеседника, и тонкие губы улыбались. — Не беспокойтесь! Мы и не на такое способны… Но пишите-пишите! Только добавьте вот еще что: «Умоляю не чинить посланцу никаких препятствий и позволить ему выбраться из города до заката солнца. Иначе через час после заката мне отрубят голову!»

— О нет! — вырвалось у девушки.

— О, да! — улыбка под капюшоном стала еще шире. — И ваш дядюшка вскоре сможет сам в этом убедиться!

— А если я… не напишу? — Жоанна посмотрела на лист, где было пока написано всего несколько слов.

— Если не напишете, до заката не доживете точно. А так у вас есть шанс прожить хотя бы несколько часов.