Через час он сидел в кабинете председателя колхоза имени Двадцать второго съезда КПСС и слушал суть проблемы. Оказывается, завтра предстояло открытие местного Дома культуры. Ожидался приезд первого секретаря райкома. Как обычно, клуб назывался: имени В. И. Ленина. Но из Москвы в Ош поступила новая директива: развивая положения программы партии по национальной политике, следовало разнообразить названия домов культуры именами национальных писателей народов, населяющих СССР. Отдел культуры срочно спустил новое имя для построенного клуба. Жребий пал на великого еврейского писателя Шолом-Алейхема. Название клуба надо было срочно менять. Требовался метровый барельеф писателя и его бессмертная цитата.
Понимаешь, брат, до зарезу надо до завтра успеть, — как родного, убеждал его председатель. — Мелочь ведь, а с работы загреметь враз можно. Оно, начальство, что? Ему ведь неважно, что отопление не работает. Главное — лицо. И наглядная агитация. Ну что? Успеешь? Выручай, ей-богу.
Художник собрался сказать «нет».
Председатель решительно тряхнул буйной головой.
Пять сотен отвалю, как закончишь.
Художник собрался сказать «нет», но его голодное тело сказало «да».
В запасе у художника оставались сутки, но он великолепно понимал, что задача невыполнима. Он не читал Шолом-Алейхема. Кажется, он писал в прошлом веке. Где достать его цитату? Где достать портрет великого еврейского писателя? Как он выглядит? Но главное, если бы это и было, то как за сутки сделать метровый барельеф без материала и малейшего понятия, как это делается?
Вначале художник, как это делают все люди, прижатые к стенке, сделал ряд спешных и необдуманных поступков. Он попробовал позвонить домой и попросить узнать для него какую-нибудь цитату великого писателя и мыслителя. Международной связи не было. Затем он начал судорожно искать алюминиевый лист. Но вспомнил, что никогда в жизни не делал чеканок. К тому же листа не нашлось. Тогда он решил не суетиться, а подумать.
Художник разложил на свежеокрашенном полу Дома культуры все, что осталось после предыдущей работы. Перед ним лежали пара десятков разрозненных объемных букв и побитый планшет с приклеенным текстом: «Мы придем к победе коммунистического труда. В.И. Ленин». Были также пластмассовые, выкрашенные серебрянкой под чеканку, барельефы: фрагмент фигуры Мухиной — скрещенные руки с серпом и молотом; трактор, везущий ворох сена; корова с выпученными глазами, которую художник обычно крепил под показателями надоев, и, наконец, куски барельефа Ленина, расколовшегося на четыре части от удара прицепом пьяного тракториста. Художник начал прикидывать, какое это все могло бы иметь отношение к Шолом-Алейхему, и пришел к выводу, что очень смутное. Но солнце уже садилось за горы, и надо было начинать работу. Художник сбил с планшета текст и из имеющегося набора букв стал составлять цитату, принадлежащую мудрому перу Шолом-Алейхема. Вначале он набрал фразу: «Киргиз с евреем — братья навек!», но у него не хватило сразу семи букв. Затем художник попробовал следующие варианты: «Эх! Хорошо живется еврею в Киргизии!», «Ивриту учиться, учиться, учиться!», «Мудрость сближает киргизского аксакала и еврейского раввина», «По хребтам Тянь-Шаня проходит путь странствующего иудея», «Киргизский пастух — брат израильтянину-труженнику», «Киргизская айва недалеко падает от иерусалимского персика», «Я вижу — социалистической Киргизии быть!». Но каждый раз художнику не хватало нескольких букв. Из-за ограниченного выбора фраза пока не шла. Решив отложить цитату напоследок, художник перешел к барельефу.
Подумав пять минут, он решительно отложил в сторону корову. Туда же последовал и трактор с сеном. Выбор стремительно сокращался. Две руки с серпом и молотом, как ни крутил их художник, никак не давали хоть отдаленное напоминание человеческого лица. Фигура Мухиной тоже пошла в отход. Сложив вместе четыре куска барельефа Ленина, только случайно не выкинутые им после удара косилкой, художник получил знакомый до боли полупрофиль вождя, исполосованный зияющими трещинами. «Слишком узнаваемый образ», — подумал художник и взял в руки стамеску. Аккуратными ударами молотка по режущему инструменту художнику за полчаса удалось отбить нижнюю часть уса Ильича. Затем художник достал пластилин и, орудуя им, как Бог глиной, закрутил ус вверх. Отколов от фигуры Мухиной серп, художник крепким шурупом посадил его на кончик бороды пролетарского вождя и опять выровнял пластилином поверхность волосяного покрова подбородка. Просверлив множественные отверстия в обломках барельефа, художник прикрепил их болтами к планшету в нужной последовательности. Образовавшиеся щели и головки болтов были скрыты толстым слоем пластилина. Затем все это было закрашено серебрянкой. Отойдя на пять метров, художник отметил, что выпуклости были почти не видны под слоем алюминиевой пудры. Оставшись довольным, он продолжил свое творчество.