Возвращение самурая

Однако после нескольких встреч Василию стало казаться, что хмурый капитан извлекает из полученных сведений не только служебный интерес. Не представлялось случая проверить эту догадку, но однажды в совершенно постороннем разговоре фотограф, заливая проявитель в бачок с очередной пленкой, произнес фразу, которая косвенно подтвердила подозрения Василия:

– Конечно, господа земцы, так сказать, оптом подторговывают ресурсами России, но особенно противно то, что, кроме того, и каждый из них в отдельности старается урвать свою рыбку в нынешней мутной воде: сделать личный капиталец на будущее. Вам еще не предлагали конфиденциально поделиться полезными сведениями, так сказать, за процент от сделки? Ну значит, пока приглядываются, с какого боку подступиться. Поверьте, непременно предложат.

«Вряд ли, – усмехнулся про себя Василий. – Капитан Меньшов, по-моему, имел случай убедиться в том, что я за птица. Вероятно, числюсь в заносчивых идеалистах, а таких пытаться купить – безнадежное дело. Правда, могут попробовать обмануть. Так что следует держать ушки на макушке».

Вскоре ему пришлось убедиться в справедливости этих предположений.

Во время одной из встреч под конец разговора Меньшов небрежно сказал:

– А кстати, господин Ощепков… По моим конфиденциальным сведениям, через вас вскоре должен пройти один документ… Он касается сделки с японским концерном по поводу монополии японцев на лес и рыбу на территории около пятисот километров по морскому берегу. Охрану обеспечивают японские военные, поэтому бумаги и пойдут по вашему, так сказать, ведомству. Мне стало известно, что в русском тексте пропустили, по небрежности машинистки, очень важную строчку о том, что за разрешение на эту монополию концерн расплачивается своими акциями на триста тысяч иен. Не могла ли бы эта строчка появиться в японском переводе? Конечно, мы не остались бы в долгу за исправление этой маленькой оплошности.

– Кто это «мы»? – поинтересовался Василий, откладывая вилку.

– Да не все ли вам равно, милейший Василий Сергеевич! – нервно засмеялся Меньшов. – Главное, ведь сдерем мзду с япошек мы, русские. Не отдавать же им наше добро уж вовсе задаром.

«Вон ведь как: и что русский – вспомнил!» – подумал Василий, а вслух медленно сказал после некоторой паузы:

– Ну что ж… Я не против помочь исправить оплошность, если пропущенная строчка появится в русском официальном документе, прежде чем он попадет на мой стол, – и предупреждая возмущенный возглас капитана, добавил: – А иначе никак не получится, коллега. Японцы тщательно отслеживают точность перевода, и моя голова – слишком дорогая плата за вашу несуществующую строку.

– Вы забываете одну деталь… коллега, – так же медленно произнес побледневший капитан, – вы получили вашу нынешнюю работу благодаря нашим рекомендациям. Вы так же можете ее и потерять…

– А вот это нет! – засмеялся Василий. – Не спорю, вы подсадили меня на старте, но с тех пор поезд уже ушел далеко и, так сказать, своим ходом. Что касается камней за пазухой, то ведь и у меня есть доказательства, что вы занимались вербовкой служащего японского военного ведомства, и японцам не придется загонять мне иголки под ногти для того, чтобы я подробно рассказал, чем вы интересовались… А вообще-то, – неожиданно переменил тон Василий, – давайте оба будем считать, что вашего предложения не было. И вот что, капитан, передайте вашему начальству, чтобы он присылал мне вместо вас другого связного. Думаю также, что ни ему, ни вам не интересно портить отношения с японцами, не так ли?

Побледневший Меньшов поднялся и откланялся, демонстративно спокойно отодвинув и затем поставив на место стул.

* * *

Кроме своей прямой переводческой работы Василий теперь вместе с офицерами управления не менее двух раз в неделю занимался борьбой в наспех приспособленном под додзе складском помещении. Он относился к этим учебным схваткам спокойно, не раскрывая всех своих возможностей, не претендуя на непременную победу. Однако наиболее искушенные борцы чувствовали, что имеют дело с опытным и сильным противником, который в то же время почему-то пользуется лишь самым стандартным набором простеньких приемов. Удобнее всего было объяснить это тем почтением, которое якобы испытывал русский к своим партнерам: это было менее обидно, чем думать, что он проявляет снисхождение к слабым для него противникам.

Василий позволял им думать так – по крайней мере он не давал им возможности почерпнуть из этих уроков что-то новое для них. Сам же он опытным глазом подмечал у некоторых, кроме навыков дзюдо, школу окинавской борьбы карате, приемы китайского ушу и брал их на вооружение.

Прав был и Петр Иванович – разгоряченные борьбой, партнеры Василия не всегда помнили о том, что русский отлично знает их родной язык: их разговоры нередко касались и служебных тем. И Василий порой чувствовал себя старателем, который, промывая отвалы пустой породы, все же иногда находит на своем лотке крупинки золотого песка.