Возвращение троянцев

Среди этого шума из внутреннего покоя светлой тенью выскользнул и молчаливо лёг у ног сидящей в кресле царицы её верный пёс. Казалось, он понимал, что настала пора защитить Андромаху. Верхняя губа Тарка, как обычно в таких случаях, угрожающе приподнялась, открывая клыки. Он не рычал, но его молчание, как и его страшный оскал, говорили сами за себя.

— Я хочу видеть царицу Андромаху! — раздалось уже на верхней площадке.

И дальше произошло то, чего никто даже предположить не мог: удар, нанесённый скорее всего ногой, обутой в грубую крестьянскую сандалию, заставил мощную дубовую дверь распахнуться настежь Нет, она не треснула и не сорвалась с петель: но засов, толстый бронзовый брус, толщиной в два пальца, согнулся и вылетел из скобы. Должно быть, пастух ударил как раз против засова и с такой быстротой, что вся сила его слоновьего пинка пришлась на задвижку.

Эфра завизжала, шарахнулась прочь. И было, от чего! В дверном проёме, казалось, заполняя era целиком, вырос не человек, а некое тартарово чудище. Знаменитый пастух Полифем был гигантского роста, и громадный горб, сгибавший пополам его спину, торчавший выше выставленной вперёд головы, почти касался верха дверного косяка. Колоссальную фигуру, будто густая шерсть, покрывало какое-то невероятное одеяние, то ли плащ, то ли псилос из овечьих шкур, лохмотьями свисавших с плеч, болтавшихся на уровне мощных колен. Эти шкуры в талии, если только то была талия, подхватывала толстая верёвка, и на ней, как побрякушки, качались огромный нож в деревянных ножнах, сумка размером с небольшой мешок, пастуший рог, срезанный, должно быть, то ли с Критского быка[38], то ли с Минотавра. Посох, который пастух, войдя, сильно наклонил, не то он не прошёл бы в дверь, был и вовсе здоровенным древесным стволом, обвитым, будто таре менады

[39], жгутами плюща, и украшенным на конце замысловатой корягой. Голову Полифема покрывал обычный пастушеский колпак из той же овчины, надвинутый до самых глаз, вернее, до глаза, потому что глаз был у пастуха один, поперёк второго шла полоса тёмной кожи, а тот единственный, который смотрел, сверкал, точно у волка, из-под свисающей со лба овечьей шерсти. Внизу лицо Полифема скрывала борода, тоже похожая на косматую овчину. Видна была лишь полоска густого загара и оскаленный в улыбке, неожиданно белозубый рот.

— Привет тебе, великая и славная царица Андромаха! — прогремел великан, кланяясь, насколько мог поклониться горбун. — Я — твой подданный и прошу меня выслушать!

— Да как ты смеешь, невежа?! — вскрикнул охранник, тот, что успел войти в комнату и предупредить о явлении смутьяна. — Да ты...

— Пошёл с дороги! — взревел пастух.

Не замечая нацеленного ему в грудь меча, он левой рукой (в правой был посох) легко подхватил рослого и мощного воина за край кожаного нагрудника и, слегка развернувшись, просто-напросто вышвырнул его за дверь. Воин с отчаянным воплем полетел в пролёт лестницы, а гнавшиеся за Полифемом другие охранники, вопя ещё громче, кинулись вниз, уже ничуть не желая связываться с чудовищем.

— Милостивая царица, я хочу говорить только с тобой! — рявкнул Полифем, и в голосе его, низком и хриплом, прозвучало бешенство. — Вели всем уйти, чтоб я их тоже не отправил считать ступени! Ну!

— Уйдите все! — спокойно произнесла Андромаха в мгновенно наступившей тишине. — Гелен, Феникс, оставьте мои покои. Эфра, ступай в спальню.

— Я не оставлю тебя, царица! — дрогнувшим голосом произнёс старый царедворец. — Это же... Это же безумец!

Громадный пастух глянул на него своим единственным глазом и вдруг тихо усмехнулся.

— Ты что, почтенный старец, думаешь, будто сможешь защитить царицу ОТ МЕНЯ? А? И неужто думаешь, что я причиню ей вред? Да весь Эпир говорит, какая она добрая! Но я хочу, чтоб мне дали ей одной всё обсказать.

Он шагнул вперёд, наполняя комнату душным запахом грязной овчины. И в тот же миг громадный золотистый пёс, лежавший у ног царицы, сорвался с места.

— Назад, Тарк! Назад! — закричала Андромаха.

Но Тарк впервые не подчинился приказу. Двумя прыжками он пересёк комнату и прыгнул на грудь пастуха. Однако то было не нападение! Пёс присел на задние лапы, взвизгнув, как щенок, подскочил, норовя лизнуть бородатую физиономию, при этом его пушистый хвост отчаянно мотался из стороны в сторону.

— Боги! — прошептал Феникс. — Да он ещё и колдун!

— Ничего я не колдун! — отозвался Полифем, у которого был, как видно, отличный слух. — А вот животина всякая меня, и точно, любит. Ей, животине, плевать, что я горбатый да одноглазый.

И, положив руку на голову пса, пастух произнёс еле слышно, так, что слова его различила только Эфра, стоявшая ближе всех:

— Всё, Тарк! Тихо. Быстро назад, к Андромахе!

Пёс вновь осел на задние лапы, тихо завизжал и медленно, пятясь задом, отполз к креслу царицы, продолжая вилять хвостом.