Возвращение троянцев

Двое разбойников, сбежавших от Авлоны, не вернулись в город. Они предпочли скрыться в лесу, ибо свято поверили, будто видели Андромаху, превратившуюся силой колдовства в грозную амазонку, а потому решили, что появляться в городе для них теперь смерти подобно.

Трупы их предводителя Сибила и ещё четверых бывших морских бродяг обнаружили только к полудню, и только к полудню Гелен узнал об исчезновении своего пленника: обнаружив выбитую дверь потайного хода и спустившись туда, он нашёл в створках капкана лишь окровавленный обрубок ноги.

Самодельные стрелы, которыми были убиты трое разбойников, позволили прорицателю догадаться, что беглецу помогли исчезнуть. Однако Гелен приписал этот подвиг местным селянам — у воинов, решил он, таких стрел быть не могло. Троянец утешал себя тем, что без помощи хорошего лекаря Неоптолем никак не сможет выжить: к утру воспаление обязательно его убьёт, ну не к утру, так к вечеру, и он едва ли сможет дать о себе знать Андромахе. Но вот его отец и Гектор... Как быть, если они действительно вскоре появятся? У прорицателя оставалось всё меньше и меньше запасных костей в его страшной игре. И всё же он не остановился.

— Сибил будет ждать до вечера, — сказал он Андромахе, впервые дерзнув войти в её покои, как если бы он уже имел на это право. — Им нужно быть уверенными, что ты выходишь замуж, царица, и выходишь за троянца... Прости, но я осмелился сказать разбойникам, что ты собираешься выйти за меня. По крайней мере, убедился, что их это устраивает.

Андромаха слушала эту, казалось бы, сбивчивую речь спокойно. То было то самое отрешённое спокойствие, которое появлялось в ней вместо отчаяния и сбивало с толку многих, кто знал её недостаточно хорошо. Даже Гелену, при всей его наблюдательности, стало не по себе: он вдруг подумал, что царица читает его мысли.

— Они вернут Астианакса во дворец, едва народу будет объявлено имя нового царя, — произнёс прорицатель как можно твёрже.

Молодая женщина кивнула.

— Понимаю, — её голос прозвучал ровно, почти глухо. — Но я ни с кем не войду в храм, и никого не назову моим мужем и царём Эпира, пока не увижу Астианакса живым и невредимым. Ты понял, Гелен? Это ты передашь Сибилу, если только всё и вправду зависит от Сибила.

Тут она быстро посмотрела на троянца и так же быстро опустила глаза.

Он не дрогнул.

— Жизнь твоего сына зависит от тебя! — уже почти резко воскликнул он. — В Эпире должен быть царь, и он будет. Что мне передать разбойникам? Ты пойдёшь в храм со мной или с Сибилом, или с кем-то из них? Чьей женой ты будешь, Андромаха?

Этот разговор они вели в комнате, отделявшей спальню царицы от лестницы дворца. В комнате находились ещё два человека: старый Феникс и верная Эфра, слушавшая прорицателя с нескрываемым бешенством. Оба молчали, не решаясь вмешаться.

На последний вопрос прорицателя Андромаха не спешила отвечать, и пока она медлила, с лестницы, из-за закрытых дверей, вдруг донёсся шум. Кто-то отчаянно кричал внизу, на первом этаже, кто-то бранился, что-то упало, прокатилось по каменным плитам, будто пустая бочка, потом раздался женский визг и вновь гам и брань.

— Что это там? — Андромаха резко обернулась, и дверь распахнулась ей навстречу.

— Царица! — воин-охранник, всё из тех же разбойников, от волнения нарушил запрет и переступил порог, оказавшись в комнате. — Там... Тут... Тут этот бешеный пастух ворвался во дворец! Полифем этот, что пришёл с северных холмов. Всю стражу разогнал и требует, чтоб его пустили... пустили к тебе, царица!

— Наглец! — ахнул Феникс, для которого это совсем уже безумное происшествие оказалось последней каплей. — Грязный наглец! Гнать его отсюда! Гнать!

— Да его не выгонишь! — воин в испуге глянул через плечо. — Он и стадо быков разгонит.

В это время Гелен, шагнув к дверям, выглянул на лестницу и увидел, что внизу столпилось около десятка охранников. Они пытались го ли вытолкать, то ли просто остановить ворвавшегося во дворец человека, однако один за другом отлетали в стороны, а тот, с кем они так тщетно пытались справиться, будто не замечая их усилий, решительно поднимался по лестнице. Воины вопили, ругались, но сам возмутитель порядка орал громче их всех, и его хриплый голос перекрывал весь прочий шум.

— Лягушки болотные, пиявки поганые, ящерицы безмозглые! — ревел он. — Как вы смеете не пускать меня к нашей милостивой царице! У меня скот угнали, и мне же не дают пожаловаться! Да я вас к моим овцам под курдюки затолкаю! Я — Полифем, пастух, я — свободный житель Эпира и могу прийти к царице!

Смутьян легко одолел один из маршей лестницы, и до дверей покоя ему оставалось совсем немного, поэтому Гелен живо отпрянул и, захлопнув дверь, с силой задвинул засов.

— Вот скотина! — то ли со смехом, то ли с яростью вскрикнул прорицатель. — Ко всему, только его тут не хватало!