Возвращение троянцев

Возница заслонил фараона от пущенной в него булавы и упал мёртвым, свесившись через борт колесницы. Рамзес уклонился от удара меча и сам ударил в ответ, но меч встретил надёжное железо щита. Следующий удар Антифота почти достал Великого Дома — ему удалось отпрянуть в последнее мгновение. А царь лестригонов с юношеской лёгкостью, будто не чувствуя тяжести своих доспехов, вскочил в колесницу и пинком ноги выбросил из неё труп возничего, освобождая место.

— Ну, великий фараон, сейчас я сделаю из тебя десяток маленьких фараончиков! — глухо произнёс Антифот, оскалившись (этот оскал трудно было назвать улыбкой). — Придётся делать из тебя не одну, а десять мумий!

Каким-то чудом Рамзес опять отразил удар, лезвие вражеского меча лишь скользнуло но его руке, оставив неглубокую рану, скорее царапину. Антифот вновь замахнулся и... выбитый из его руки меч упал за борг повозки, а сам он пошатнулся, так силён был удар. Между ним и Рамзесом вонзилось и задрожало гигантских размеров копьё, а в следующее мгновение подкатила ещё одна колесница.

— Не лезь не в свою повозку, Антифот! — крикнул Ахилл, нависая над царём лестригонов. — Тебе здесь не место!

Антифот зарычал и взмахнул мечом, видя, что в это мгновение троянский герой безоружен: его копьё ещё торчало из днища колесницы. Но Ахилл, упредив врага, ударил его кулаком в лицо. Лестригон помнил, как этот самый кулак раскрошил рёбра Каррика, и стремительно отшатнулся, однако удар достиг цели, и облачённый в тяжёлое железо великан вылетел из колесницы, как кот от хозяйского пинка. Тут же откуда-то вынырнул ещё один лестригон, размахивая окровавленной палицей, но этому повезло куда меньше: троянец уже держал копьё в руке и точным ударом пригвоздил врага к земле.

— Вот вам, собаки! — закричал Ахилл тем самым, наводящим ужас голосом, от которого так часто бежали самые смелые воины. — Что, не привыкли, чтоб вас били?! Привыкли бесчинствовать, как вам хочется?!

Ещё один взмах «пелионского ясеня», и двое подступавших к колеснице фараона лестригонов упали с разбитыми головами. Подбежал воин-египтянин, прыгнул в повозку и подхватил поводья, одновременно прикрывая Рамзеса своим щитом.

— Спасибо! — крикнул фараон Ахиллу. — Я рад, что ты в силах биться!

— Я тоже этому рад! — отозвался герой. — Но ты бы поберёг себя, Великий Дом!

— Скажи это своей жене! — невольно огрызнулся Рамзес. — Во-он она рубится в самой гуще схватки. А я не женщина!

Троянский герой усмехнулся и ничего не ответил. Сражение кипело вокруг них, и ему было не до споров с фараоном, которого он так вовремя успел защитить. Куда больше Ахиллу хотелось вновь найти Антифота, но двое лестригонов успели оттащить в сторону своего царя, от удара ахиллова кулака потерявшего сознание. Остальные лестригоны тоже отступили от колесницы троянца, пытаясь издали поразить его копьями. Он был без щита, потому что владел только левой рукой, в которой держал копьё — его прикрывал лишь большой щит Яхмеса.

— Ну, пожиратели поганок, сюда! — вновь закричал Ахилл. — Что-то я не вижу вашей хвалёной отваги! Ко мне, демоновы лизоблюды!

И, знаком приказав Яхмесу развернуть колесницу, герой ринулся за отступавшими под его натиском врагами.

Глава 10

Сражение происходило на нешироком пространстве между всё ещё пылающим рвом и раскинутым возле смоковниц лагерем египтян. Те из лестригонов, кому удалось спастись с горящих кораблей, пробились через строй египетских лучников, защищавших береговую полосу, оставив многих из них убитыми, и присоединились к своим товарищам, которые широким клином врубились в линию обороны шерданов. Теперь уже не было ни клина, ни стройных рядов оборонявшихся — всё смешалось, и в тучах поднятой пыли были видны лишь мелькающие руки с окровавленным оружием, оскаленные лица и тусклый блеск бронзы и железа.

Лестригоны дрались с отчаянным упорством, хотя устроенные Гектором ловушки вдвое уменьшили их число и подорвали силы: многие из уцелевших получили серьёзные ожоги. Одно сознание, что несокрушимый Каррик убит, и сами они понесли такие страшные потери, мешало людям бездны проявлять свою обычную дикую свирепость и отвагу. Но они всё же не помышляли отступать — бились упорно и злобно.

Впрочем, шерданы не уступали им в ярости. Старые счёты с завоевателями были не у одного этруска Антассы — кое-кому из бывших морских разбойников приходилось если не встречаться с лестригонами, то слышать об их кровавых похождениях, в сравнении с которыми их собственное прошлое казалось мирным и пристойным. К тому же шерданы искренне любили фараона, оказавшего им столько милостей.