— Я отплыл от берегов Троады вместе со всеми остальными ахейцами, — ровным голосом начал свой рассказ Одиссей. — Мы увозили с собой много рабов, много троянских сокровищ и были полны радости. Однако богам, наверное, пришлось не по душе наше коварство (как именно мы сумели взять неприступную Трою, думаю, все здесь знают!). Налетевший вскоре ураган потопил три моих корабля из пяти. Два других были унесены в незнакомые воды, и мы долго скитались, пытаясь найти нужное направление — на небе несколько дней подряд были сплошные тучи, ни звёздочки. В конце концов перед нами показались скалистые берега большого острова, и мы решили пристать там. И вскоре раскаялись. На этом острове как раз в то время поселились лестригоны, гроза всех народов моря. Совсем недавно их войско полностью истребили великие герои Троады Ахилл и Гектор, вместе с отважной царицей амазонок, которая вас так славно обманула, вместе с сыном Ахилла Неоптолемом и, в качестве небольшого дополнения — вместе с армией египетского фараона. А тогда, почти шесть лет назад, лестригоны ещё наводили ужас на все моря, и хорошо, что мы вовремя увидели отряд громадных воинов, двинувшийся к стоянке наших кораблей. Часть итакийцев не успели вскочить в свои суда и были убиты. Когда же мы отплыли, злобные чудовища стали кидать с высокого берега громадные камни, и один из кораблей получил пробоину и затонул. Второй тоже был повреждён, и через пару дней, с трудом дотащившись до небольшого пустынного островка, мы целый месяц чинили судно. Затем грянули шторма — ещё несколько месяцев пришлось выжидать, питаясь одной рыбой да ракушками. Хорошо ещё, что там оказалась вода!
Потом мы поплыли по звёздам, уже почти наугад — нас занесло в неведомую область Зелёного моря. Новый шторм разбил корабль о берега острова Огигии[29]
. Человек десять погибли, остальным удалось выбраться, но я, борясь с волнами, сломал руку. Мы нашли приют у царицы острова Калипсо, и, на мою голову, она в меня влюбилась! Ей тогда было где-то под пятьдесят, так что и не жди меня дома красавица-жена, я бы вряд ли польстился на эту добрую вдовицу, но у неё были на сей счёт иные мысли... Не буду вас всех утомлять, скажу лишь, что руку я лечил около трёх месяцев, а после ещё год убеждал прекрасную царицу дать нам продовольствия и воды для дороги домой. Как назло, несколько моих гребцов за это время женились на местных девушках и уже никуда плыть не хотели.А после — снова шторма и снова потерянный путь — словно звёзды сговорились погубить нас! Во время одной из бурь мы видели то, о чём мало кто из мореплавателей может рассказать — почти никто не оставался в живых, увидав такое: громадный водоворот, возникнув прямо посреди моря, едва не поглотил корабль. Усилия гребцов были напрасны, и нас спасло только внезапное исчезновение воронки. Итакийцы были уверены, что это раскрывала свою пасть сама чудовищная Харибда[30]
.О своём пребывании на острове Ээя рассказывать не буду, эту историю хорошо знают Гектор и Ахилл — они и спасли меня оттуда, хотя, вообще-то, и я их спас... Островом повелевала колдунья Цирцея, которая лишила разума и погубила всех моих спутников, а меня держала в плену, пока я не убежал. Долгое время я прятался от её слуг, и лишь появление отважных троянцев положило конец моему заточению на острове, да и сам остров Ахилл, не долго думая, утопил. Не смотрите так, это правда! И на этом, пожалуй, можно завершить мой рассказ, хотя если бы я рассказывал подробно, слушать пришлось бы куда дольше.
А теперь, любезные женихи моей неовдовевшей супруги, решайте, мог ли я вернуться раньше, чем вернулся?
Сказав это, Одиссей поднялся со скамьи и обвёл глазами зал.
— не мог, — воскликнул Аросий, во время рассказа протиснувшийся ближе и севший за стол напротив царя. — Ты и так совершил подвиг, оставшись в живых, Одиссей. И я вновь прошу у тебя прощения за дерзость и наглость, с которой мы все пытались украсть то, что принадлежит тебе! Но мы думали, что ты умер.
— Я знаю, — просто сказал базилевс. — Но только говори за себя, Аросий. Я не случайно захотел, чтобы все здесь меня выслушали. Всё, что мы пережили, я и эти люди, в отваге и мужестве которых вы и прежде не могли бы усомниться — всё нами пережитое, заставляет нас теперь думать и действовать не так, как прежде. Легче всего мне было бы сейчас разделаться со всеми вами и потом гордиться этой победой. Но разве я умею только убивать? Мне жить на этом острове, мне править им, и хорошо ли будет, если я отпраздную своё возвращение ручьями крови? Предлагаю всем вам ответить: вы признаете меня по-прежнему царём на Итаке?
— Да! Да! — раздались со всех сторон возбуждённые голоса.
— Ты больше не сможешь усомниться в нас, Одиссей! — воскликнул Эвримах. — Я уеду домой, в Микены, и всем расскажу и об удивительных твоих странствиях, и о твоём невероятном великодушии.