Возвращение в Египет

Слышал еще про одного Капралова, который родился во время Крымской войны, а умер в 1933 году, 1 февраля, как раз в день, когда было объявлено, что первая пятилетка выполнена досрочно за четыре года и пять месяцев.

Коля – дяде Петру

Сам отсидевший семь лет, этот кормчий до конца своих дней думал, как всё простить и всех оправдать. Жизнь нынешняя и жизнь вечная были для него частями одной жизни, и он видел весь путь несчастного, без вины преследуемого человека. Вот с кротостью и смирением бедняга раз за разом вслед за правой подставляет обидчику левую щеку, а вот уже он отмучился, испустил дух, и его встречают ангелы Божии. Отирают кровь с ран, лечат, врачуют тело, душу, затем как праведника со всей мыслимой торжественностью ведут в райские чертоги.

Он говорил, что нашему времени с неимоверной жестокостью удалось разорвать связь человека с домом, с землей, в которую, казалось, он намертво врос. Сделать его вечным неприкаянным странником. Конечно, этот путь никто добровольно не выбирал, и Бога здесь тоже не было, но неготовность человека порвать с прошлым, выше крыши переполненным грехами, многое оправдывает. Когда кормчему указывали, что между странником и арестантом нет ничего общего: зэк намертво крепок тюрьме, зоне – он отвечал, что, несмотря на колючую проволоку, вышки с часовыми и собак, это крепость мнимая. Лагерь – нечто вроде странноприимного дома, по-настоящему пустить в нем корни еще никому не удавалось.

Коля – дяде Петру

На большинстве страннических кораблей испокон века повелось, что после кончины, ухода прежнего кормчего, новым становится его келейник. Обычно, чтобы запутать, сбить с толку власти, он берет имя и фамилию своего предшественника, которые делаются как бы родовыми. Поэтому, дядя Петр, сказать точно, кто из кормчих что и когда говорил, трудно.

Коля – дяде Петру

К тому Капралову, который правил кораблем до нынешнего кормчего, относились по-разному. Я слышал, что он из хорошей семьи и в юности жил в Англии, увлекался стипльчезом, по этой причине ревновавшие к его славе объясняли, что капраловский бег другой, нежели у побежавших единственно Бога ради. Впрочем, и они oтдавали должное легкости, стремительности его хода, умению зависать в воздухе. Говорили, что и в старости он ходил по лесу так, что не хрустнет ни одна ветка. Его почитатели утверждали, что это оттого, что Господь в награду за праведность одарил Капралова ангельскими крылами, однако, чтобы не смущать народ будничностью чуда, он их носит (и даже умеет расправлять) под своей шинелью, старой и донельзя изношенной. Крылья позволяют стелиться над самой землей, никого и ничего не задевая.

Папка № 10 Москва, август – сентябрь 1959 г

Коля – дяде Петру

Мама написала, что умер Cонин муж – доктор Вяземский. Еще совсем не старый. Кажется, ему и пятидесяти пяти не было.

Коля – дяде Ференцу

Жизнь у нее вышла несуразная. Как-то она совсем уж нехорошо обманула Соню, обвела вокруг пальца. До смерти Вяземского и трагедий особых не было – всё сыто, спокойно, благополучно. Но если не играть в поддавки – в ней просто прикрутили фитиль. Двадцать лет что-то теплилось, но так, еле-еле, что ничего и не вспомнишь.

Коля – дяде Артемию

После смерти мужа она говорит о нем холодно, отстраненно и, как люди, давно сидящие на психотропных порошках, смотрит куда-то мимо. Непонятно, к тебе ли она вообще обращается.

Коля – дяде Петру

Вяземский сам прописывал ей лекарства, сам покупал их в аптеке и в соответствии с графиком скармливал из своих рук. Соня и не знала, что принимает. Ни названий препаратов, ни дозы. Говорит, что никогда этим не интересовалась. На случай командировок Вяземский заказал нечто вроде типографской кассы. Каждый день разбит на девять ячеек. По вертикали: утро, день, вечер; по горизонтали: когда принимать – до, во время или после еды. Перед отъездом аккуратно их заполнял. В сущности, другого календаря она и не знала. Когда ячейки пустели, Вяземский приезжал.

Папка № 11 Казахстан, октябрь 1959 – август 1960 г

Коля – дяде Евгению

Кормчий говорит, что бегуны – ткачи перед Богом. То, что ткется, называет по-разному: ковром, пеленой, пологом, вышивкой, завесой, занавесью.

Коля – дяде Петру

Когда сам по себе, когда со мной на два голоса кормчий часто распевает псалмы. Вставляет в речь и отдельные строки из них. Особенно ценит те места, где слово (молитву) Давид сплетает с дорогой.

118-й псалом для него почти «Символ веры». Редкий день, когда не услышишь «Странник я на земле; не скрывай от меня заповедей Твоих» (118:19) или «Слово Твое – светильник ноге моей и свет стезе моей» (118:105) и из того же псалма «Утверди стопы мои в слове Твоем» (118:133).

Коля – дяде Юрию