Возвращение в Египет

Дядя Юрий – Коле

Кому-то важно, что твой народ – собрание людей, свидетельствующих о некой правде, а я боюсь, что, единожды усомнившись, мы разойдемся, расстанемся, скоро друг о друге никто и не вспомнит.

Коля – дяде Петру

Две недели у нас на корабле живет странник Сергей, человек немолодой, по отзыву кормчего, много чего повидавший. Мне с ним трудно. По утрам он, будто мой Чичиков, с умилением, восторгом рассказывает, как ночью гонял бесов, как бил их и мучил. Разговаривая с ним, я думаю над каждым словом, боюсь его оскорбить. Но главное, избегаю любых споров о Божественном. Если же он вынуждает, говорю намеренно мягко, обтекаемо, чтобы всегда можно было сказать, что он неправильно меня понял. Помогает это мало. Мои слова Сергей всё равно толкует грубо, провокационно.

Его собственная позиция понятна. Как и многие до него, Сергей убежден, что, чтобы добро, благодать не затерялись по городам и весям, чтобы они не разбавлялись и не редели, не теряли вкуса, цвета, запаха, – нужна колючая проволока. Делают же ее исключительно из греха, из наших соблазнов и искушений, то есть всего того, что исходит от врага рода человеческого. Как и дядя Ференц, он повторяет, что, даже если зло попадает в самое наше нутро, бояться этого не следует. Пока мы крепки, пока Бог с нами, добро облепит его, будто гноем, и не даст заразе распространиться. Потом нарыв созреет, вскроется и зло будет выдавлено обратно в мир греха и неправды.

В сущности, это самое настоящее манихейство; ни добро не может существовать без зла, ни зло без добра. Но разговоры о бесах, о том, кто, как и от кого нас хранит, лишь прелюдия; покончив с ними, Сергей переходит к теме, которая давно занимает и маму. Как и Сергей, она много думала о необходимости Иуды для Христа, о невозможности, неосуществимости без него Голгофы. Еще когда я был ребенком, объясняла мне про неполноту страдания и сомнительность искупления. Теперь вместо нее он шаг за шагом во всё это меня заталкивает, и я дни считаю, когда Сергей наконец уйдет.

Коля – дяде Петру

Кормчий говорит, что лагерь многое в нем поменял. У нас и вправду не корабль, не Ковчег для избранных – натуральный странноприимный дом. Я уже тебе писал про Сергея, так вот он ушел, а через неделю неведомо откуда на огонек забрел поп-расстрига. Друг для друга они были бы хорошей парой, а я что одного, что другого только раздражаю. По его словам, он оставил сан после того, как умерла матушка. Он и раньше хотел уйти из церкви, но она, пока была жива, удерживала. В нем много от сектантов, которые, как известно, из всего Евангелия берут несколько стихов, а остальное будто не видят. Помню, еще до войны ты приводил к нам на Покровский бульвар скопца, и он объяснял мне и маме основание своей веры. С печальной ласковостью цитировал Матфея, говорившего: «Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя; ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не всё тело твое было ввержено в геенну» (Мф., 5:29), и опять про горе миру от соблазнов и про то, что «есть скопцы, которые сделали сами себя скопцами для Царства Небесного. Кто может вместить, да вместит» (Мф., 19:12).

Расстрига не сомневается, что и сама вера может сделаться страшным искушением. Толкуя стих «А кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его во глубине морской» (Мф., 18:6), он говорит об убеждении, что мы новый Израиль, новый избранный народ Божий и о планах Годунова возвести в Кремле наш собственный Иерусалим; о другой попытке основать Святой град – постройке Никоном под Москвой Воскресенского Новоиерусалимского монастыря, который на путях промысла Божьего должен был заместить Иерусалим истинный; о вере старца Капитона, что теперь все мы Христы, и мнение ревнителей благочестия, что царство Божие уже грядет, что оно есть непрерывная литургия во вселенском боголепном и прекрасном храме, во время которой праведные благоговейно общаются с Господом.

И когда весь русский народ с кротостью и должным трепетом предстанет перед великой тайной пресуществления Святых даров, когда со всей искренностью, со всей силой подлинной веры он причастится телу Христову, тогда именно и начнется Царство Божие на православной земле в Третьем и последнем Риме. О нынешнем времени, когда мы решили, что своими руками можем построить рай на земле, а потом, ликуя, открыть его врата для всех без изъятия потомков Адама, для всех, кто рождался в этом мире, кто мучился в нем и страдал и кого мы теперь сами, своей волей оправдаем, спасем и воскресим для вечной жизни.