Возвращение в Египет

И надо сказать, Коля, что, если империя благо, когда она растет – благо вдвойне, страх, трепет в других – снова квадрат: большевики надежды оправдали, пожалуй, и перекрыли. Сколько вер и языков перед нашим посохом склонились и еще склонятся! Так что они останутся идеалом; неважно, уйдут или процарствуют до второго пришествия. В общем, без западников никто бы империю не отстроил, не захотел бы, да и не сумел. Но и традиционалистов понять можно – кому она, на хрен, такая нужна, если своих объявляет врагами и режет почем зря. Получается вечное: что для одного хорошо – другому смерть.

Дядя Артемий – Коле

Твое прочитал, но сам не думаю, что Гоголь сжег вторую часть «Мертвых душ» единственно потому, что в ней не было правды; впрочем, с тем, что оставаться впусте святому месту негоже, согласен, оттого считаю, что за второй том поэмы Гоголь признал небольшую повесть, опубликованную задолго до «Мертвых душ». Я имею в виду «Старосветских помещиков» да, в общем, и весь «Миргород». Мирный райский город, в коем, безмятежные и счастливые, мы жили год за годом, не замечая, как течет время. Наивные и невинные, коротали Золотой век, ничего не разумея в смутах и тяжбах, которыми, забыв о нас, злой дух смущал окрестные народы.

Чувствуя, что неведенье спасительно, что оно одно нас и бережет, Афанасий Иванович Товстогуб и Пульхерия Ивановна Товстогубиха не заводят детей, плод греха, они так и так уйдут, будут изгнаны из Рая, уже никогда не смогут туда вернуться. Ведь что бы кто ни говорил и как бы ни хотел в это верить Гоголь, пути назад нет. Оттого сами «Мертвые души» были и останутся книгой о грехопадении, об Исходе из Рая и из Земли Обетованной. Они останутся книгой о пути в Египет, в дом рабства, где мы будем пребывать до конца своих дней.

Но пока, Коля, идет только 1832 год, поэма не написана, работа над ней не скоро и начнется, следовательно, никто и ниоткуда еще не изгнан. По той же причине дети в повести хоть и рождаются, но отчего и почему это происходит, Пульхерия Ивановна, например, представляет себе плохо. Всякий раз, обнаружив, что одна из ее девок отяжелела, вот-вот принесет в подоле ребеночка, она лишь удивляется и строго наказывает виновнице, чтобы впредь подобного не было. В «Старосветских помещиках» Гоголь, выведя себя в Пульхерии Ивановне, а жившую в простоте сердца и теперь изготовившуюся уйти Россию – в Афанасии Ивановиче, ясное дело, сознавал, что бок о бок с этим, заключенным на небесах союзом двух душ, не стесняясь ни его, ни Бога, войт с приказчиком немилосердно воруют. Мало того что мимо барских амбаров везут зерно на базар, но и продают лес на мельничные срубы, подчистую изводят вековые дубы. Он видел эту незавершенность мироздания – вслед за Гоголем видим ее и мы – но легко закрывал на несовершества глаза, понимал, что перед ним лишь пятна на Солнце. Потому что по Благословению Господню земля – поля, луга и сады – всё было так безмерно богато, изобильно, что хватало и войту с приказчиком, и челяди, которая по ночам в кладовых до боли в животе наедалась вареньями и медами, хватало, разумеется, и самим барам и не переводящимся у них гостям. Как ты помнишь, Коля, Пульхерия Ивановна и Афанасий Иванович были на редкость гостеприимны, принимали много и охотно. С радостью, веселием на душе по нескольку дней не отпускали от себя любого хорошего человека. И всё равно запасов имелось столько, что нечего было и надеяться, что однажды в погребах обнаружатся пустоты.

Признав эту свою раннюю повесть пророческой, Гоголь со страшной непреклонностью уйдет из жизни точно так же, как Пульхерия Ивановна, и так же, словно по трафарету, прежняя Россия считаные годы, что ей остались, срисует с судьбы Афанасия Ивановича Товстогуба, похоронившего свою супругу. В повести о событиях, которые произойдут, прежде чем зарытые рядом у церковной ограды они снова сделаются вместе, сказано четко, без каких-либо экивоков и умолчаний. Оттого не грех повторить сказанное. По вполне понятным причинам, Коля, сделаем правку женского рода на мужской и наоборот, прочее же оставим как есть.