Возвращение в Михайловское

- Нет, что вы! Я хочу! Я хочу побыть с вами... с тобой!..

...двор следил - когда она сдастся. Сама бабушка наблюдала с интересом. За Зубова она не боялась - куда он денется? До власти был сластена - еще больше, чем до женщин. Да и ей было поздно ревновать. Она пыталась ухватить последние радости, А мальчик-внук должен стать наконец мужчиной! И мужчине надо уметь справляться и с такими напастями, как измена жены - или хотя бы призрак измены... Иначе... Старуха хорошо помнила, как все началось у нее...

...атаку Зубова Элиза отбила легко. Думала тогда еще, что любит мужа той самой любовью. О которой не имела, как выяснилось вскоре, ни малейшего представления.

...Бедная Софи! Этим летом. (Он еще никак не мог прийти в себя.) Был на смотру, когда получил весть. Какого полка? Не помнит, не имеет значения! Это казалось очень важным. Он должен был остаться - смотреть прохождение колонн. Что такое государь? Это - несвобода. Самый несвободный из всех своих подданных! Глаза слезились. И нужно было притворяться - что это от ветра.

Ей мнилось иногда, его волнует именно женщина после кого-то. Почему он так легко уступил ее Чарторижскому?.. (Кстати, в ту пору - его лучшему другу!) Он продолжал приходить к ней в постель, твердо зная, что она принадлежит другому. И даже настаивал порой с педантством - на своем праве. (Кому он мстил? Ей? Чарторижскому?) А с Чарторижским в Вене она снова встретилась. Спустя много лет...

- Марьяж! - объявила она, обрадованная, что может наконец выразить свою причастность к игре. Он с охотой отписал мелом.

...и возмутился-то ею - всего один раз. Да и то... смущенно, хоть и вслух. Когда родился ее первый ребенок - девочка, - Александр сказал графине Ливен, державшей ребенка:

- Вы видели когда-нибудь, чтоб отец с матерью были блондины, а ребенок - брюнет?..

Был самый момент крещения - священник смачивал святой водой безукоризненный выпуклый лобик... Адама Чарторижского - такой же, но поменьше. Мари родилась с длинными черными волосиками и черными глазами.

- Детей метит Господь! - сказала графиня строго. Александр тоже был молод тогда и еще не понимал, как в жизни все перепутано. Государь Павел тотчас услал Чарторижского за границу, и наследник чуть не плакал, расставаясь с ним. Вернул его тотчас, как сам взошел на престол... А Мари умерла - всего году от роду... (Элизе не хотелось жить.) Сокрылась в небесах. Как после сокрылись все ее дети. В любви ли были зачаты, без любви...

Она взглянула на доску - Александру везло. Впрочем, еще что-то остается!.. (Она не виновата, что попала в страну, где отец мог казнить сына, жена свергнуть мужа с престола и убить руками любовников, а сын... Не надо об этом! Она выросла в маленьком герцогстве - на берегу волшебного озера. Где стоял зачарованный лес, и травы дымились чарами, и чары были воздухом детства. Там колдовали феи и в душах бродили добрые сны. Баденские принцессы - так звали их с сестрой. Она была впрямь принцессой из сказки.) Покашляв, медленно отвела глаза от мольберта. А он, напротив, остановил на нем свой взгляд. Руки его были в мелу. Немного рисовал в юности, мог стать художником. (Оба вспомнили одно и то же - и усмехнулись оба.)

Когда они познакомились и, кажется, она стала нравиться ему - он показал ей свои рисунки. Повел в свой класс, ставил на мольберт перед ней листы и картоны, заглядывал в глаза... Ему хотелось, чтоб ей понравилось. Он хорошо писал лошадей. Людей хуже. И пальцы у него были все в краске. Они посмеялись тогда - двое беспечных детей, не ведающих еще своей участи. На следующий день - или черездень - он впервые поцеловал ее. Живопись он любил - но был равнодушен к литературе.

...Он мог стать художником. Пусть даже средним - какая разница? Они бы тут бились, хватая друг друга за грудки, за власть, за царство... а он бы ходил, перепачканный краской, и посмеивался. (Достал безукоризненный, с вензелем платок и отер мел с пальцев.)

Чарторижский научил ее любви. Какая бывает только в романах. Как в "Валери"! Нет, лучше. (Там ведь они даже не коснулись друг друга!) Недаром его звали Адам Адамович... Польская страсть и польская нежность. Такая любовь бывает только у побежденных! Где победителям - с их высокомерием? У них другие радости. Польская гордость - и польский пиетет перед дамой. Вечный полонез.

В постели Адам говорил лишь по-польски. Он умел думать только о ней как даровать ей счастье... Она поняла это много после, когда его уже не было рядом. И когда они встретились снова в Вене - он все еще любил ее! Несмотря на то что знал про Охотникова.

...Во всех ее грехах виноват один человек - тот, что сидит сейчас перед ней, ее муж! Тот, который вел ее к алтарю. Который дал клятву перед алтарем... разве только ей? Богу! Что будет любить ее, оберегать. От всего на свете - и даже от нее самой. От ее волос, в которых обитали молнии с небес!..

- Вы невнимательны, милая! - сказал Александр мягко.

- Простите!