Возвращение в Михайловское

- Да что ты сказал ему?

- Сказал - что сказал! Что грех брать на себя обязанность шпионить за родным сыном. А разве не грех?

- Грех! - согласилась Ольга. - Не знаю сама, какая вожжа ему попала...

- Была, стал быть, вожжа! - сказал Александр, лежа на постели и почти отвернувшись от нее.

Чуть погодя заглянул Лев. Покашлял в кулак, похихикал...

- Вас с отцом нельзя подпускать друг к другу, ей-богу!

- Спасибо! Это все одно, что сказать - в пытошной палача и жертву надо как-то развести по разным углам!

- Черт-те что это все! Черт-те что! И ты несешь - черт-те что! И он...

- Чего он хочет для меня с уголовным своим обвинением? Сибирских рудников?..

- Да успокойся ты, успокойся! Он уж взял все назад!

- Как так?

- Обыкновенно. Говорит - еще бы он решил меня бить, да я б его связать велел!

- Очень мило, не находишь? Так чего он орал как резаный?

- Говорит, ты посмел, разговаривая с отцом, непристойно размахивать руками!

- А чем он хотел, чтоб я размахивал? Андреевским флагом? Слушай, маменькин сынок, пошел бы ты, а? Без тебя тошно!

- Ничего он не хочет! Кричит - потому что кричится. Больно! Страх это все! Вообще у их поколения - медвежья болезнь!

- Но я не рожден бежать за ними подбирать их сранье!

- Да пожалей ты его! Пожалей!

- Я жалею. Ишь чего захотел - письма мои читать!

- Пусть пока приходят на адрес Осиповых!

- Спасибо! Без тебя б не догадался!

- Ладно! Ты стихи приготовь!

- Зачем?

- Еду я на днях. Послезавтра. В Санкт-Петербург, милостивый государь!.. Уже отпросился у отца. Пора заниматься карьерой...

- Как же он отпустил? Любимого дитятю? Истинного сына? Карьера. А кто ж будет оберегать его здесь без тебя - от другого сына? Монстра? Отцеубийцы?.. И что будут делать безутешные девицы? На сеновале?..

- Ты заменишь! Не разучился еще?.. На юге?.. В общем, вставай, садись переписывай. Все новое. "Онегина" - две главы, как обещал! Буду там твоим ходатаем и издателем!..

- Обойдешься и одной главой. Я пока работаю.

- Не морочь мне голову... и так тошно! Maman - вся в мигренях... А его, я боюсь, кондрашка хватит! Старый он уже!..

Вечером в Тригорском, укрывшись в одной из комнат, Александр писал Жуковскому в Петербург:

Милый, прибегаю к тебе. Посуди о моем положении. Приехав сюда, был я всеми встречен как нельзя лучше, но скоро все переменилось: отец, напуганный моей ссылкой, беспрестанно твердил, что и его ожидает та же участь. Пещуров, назначенный за мною смотреть, имел бесстыдство предложить отцу моему должность распечатывать мою переписку, короче - быть шпионом; вспыльчивость и раздражительная чувствительность отца не позволяли мне с ним объясниться... Отец начал упрекать брата в том, что я преподаю ему безбожие. Я все молчал. Получают бумагу, до меня касающуюся...

И дальше - все, что нам уже известно.

Прасковья Александровна в тот вечер объявила за столом:

- Пушкин нынче ночует у нас! Правда, Александр?

- Прекрасно! - сказал Алексис и зааплодировал.

Аннет прибавила:

- Можно, у меня в комнате! Я перейду к Евпраксии. Пустишь меня? Сестре.

Та пожала плечами:

- Пущу, конечно! (Все были радостны.)

- К сожалению, я не могу позволить гостю воспользоваться вашей любезно-стью! - сказала maman жестко. - Вы не будете возражать, Александр, если мы вам постелим в бане?

- Нет, конечно, разумеется... - быстро согласился Александр.

- Не понимаю! - возмутилась Аннет. - Почему он должен ночевать в бане?

- Я не виновата, дочь моя, что все, что касается приличий, вызывает в вас непонимание! В доме, где столько молодых и незамужних девиц, к сожалению, нельзя оставлять на ночлег молодого человека! Тут уж ничего не попишешь! Даже в комнате Алексиса.

- Да я согласен, согласен! - быстро вмешался Александр. Не хватало только ссоры еще в одном доме. И опять - из-за него!

- А времена разве не меняются? - спросила Анна почти дерзко.

- Что касается приличий - нет! - ответила ей maman.

В эту ночь Александр впервые ночевал в баньке на склоне холма. Он взял с собой несколько писчих листов и перья, банку с чернилами... запалил свечу в своей храмине и попытался сочинять. Что-то писал, черкал, писал, черкал... В итоге вместо художества у него вылилась такая бумага:

Милостивый государь Борис Антонович!

Государь император высочайше соизволил меня послать в поместье родителей, думая тем облегчить их горесть и участь сына. Неважные обвинения правительства сильно подействовали на сердце моего отца и раздражили мнительность, простительную старости и нежной любви его к прочим детям. Решился для его спокойствия и своего собственного просить его императорское величество, да соизволит меня перевести в одну из своих крепостей. Ожидаю сей последней милости от ходатайства вашего превосходительства.

Наутро, раздобывши конверт и никому не сказав ни слова, написал адрес:

Барону Адеркасу Борису Антоновичу, псковскому губернатору. Еще надписал сверху: Его превосходительству...

И попросил кого-то из тригорских слуг, наладившегося в Опочку по делам, забросить конверт на почту...

XIII