Возвращение в Москву

– Объясню. Был такой Говард Лавкрафт, и он в начале двадцатых годов нашего века, в двадцать третьем, если не ошибаюсь, написал недурную, в смысле – весьма своеобразную, фантастическую книжку, в которой что ни страница, то ссылка на древний магический трактат под названием «Некрономикон», составленный, как указывается, безумным арабом Абдулом Альхазредом. Все и поверили в «Некроно-микон», как поверили когда-то в Оссиана, в талантливую мистификацию, о которой вы, надеюсь, имеете понятие. И бросились искать «Некрономикон», якобы надежно сокрытый от посторонних глаз в тайном месте, поскольку читать его опасно для жизни. Стоит лишь прочесть имена Древних, приведенные там, освоить методику их призывания, и они, сами понимаете, тут как тут, чтобы безобразничать, творить беды. Книжка Лавкрафта поначалу называлась «Аль-Азиф». По мнению арабов, такое сочетание звуков издают цикады и прочие ночные насекомые. Считается, что на таком языке ведут беседы демоны. Кое-кто прослеживает связь книги с историей сатанинских аятов… Многие до сих пор не верят, что «Некрономикон» есть миф, и рыщут по библиотекам, по антикварным заведениям, даже ведут раскопки в местах уж вовсе неподходящих. «Некрономикон», конечно же, обнаружен быть не может. Но что удивительно, до сих пор находят старинные рукописи и книги, в которых описываются каббалистические ритуалы, протоколы, если можно так назвать, вызова демонов, способы защиты от них. Сравнительно недавно обнаружен (неполный, правда) древний перевод на греческий то ли ассирийского, то ли шумерского магического текста. Пифагорейцы переводили – они увлекались, и не просто увлекались, но – понимали многое, понимали тайный смысл самых, казалось бы, безобидных и простеньких знаков и их сочетаний. Кастанеда этот ваш по сравнению с ними – младенчик, не научившийся еще проситься на горшок. Крупнейшее собрание эзотерической литературы имел, как мы знаем, Иван Грозный. Собирал всеми правдами и неправдами. По библиотекам, у частных владельцев теперь находим лишь ошметки – неполные тома, отдельные рукописные листы. Говорят, что счастья они своим владельцам не приносят. Ну еще бы… Библиотека же запечатана в подземелье. Вы понимаете значение слова «запечатана» в магическом контексте? Это означает, что лучше к ней не соваться, неведомо что может произойти. Но… мы уж как-нибудь…

Последние слова были произнесены под нос и не слишком разборчиво, они словно бы ненароком вырвались у Московцева. Юра, в изумлении слушая речи букиниста, все более убеждался, что имеет дело с человеком полупомешанным, хотя и странно притягательным, и все менее он верил в то, что перед ним избранник его матери. Но если это все же он… Господи, как, интересно знать, можно выяснять отношения с… с пришельцем из космоса, к примеру? Что толку? Что он поймет, если у него другие моральные нормы или вовсе их не имеется?

– …все в прошлом. Все – в прошлом, особенно у нас в Московии, – сокрушался букинист. – Будущее? Лишь только оно наступает, как уже доли секунды спустя становится прошедшим. Где оно, грядущее? Не помню уж, кто и по какому поводу сказал, но так верно и всеподходяще сказал, что при слове «грядущее» из русского языка выбегают мыши, и всей оравой. Они-то знают, мыши-то. Они-то знают, что все уже было, а грядущее – в прошлом. Нам-то трудно понять, что живем в обратном направлении, к тому первозданному, когда еще и Неглинка, и Сивка, и Сретенка, и ручей Студенец, и всякие прочие текли себе среди болот, но под небесами не каменными… Теперь-то все равно, скажете, но я бы еще, пока не обернулось время, хотел успеть побыть чем-то существенным, хотя бы – экслибрисом, красиво начертанным на плоскости, картиночкой, визитной картой Великой Библиотеки…

Московцев извлек из-под прилавка бутылку и вылил в стакан остатки дешевой дряни. Юру он уже не замечал, заговорившись. «Он пьян и бредит», – понял для себя Юра. Он все более укреплялся в этом мнении по мере того, как увеличивалась плотность мистики на единицу мысли букиниста.

– Не знаете ли вы Валентина Московцева? – на всякий случай, пытаясь преодолеть сумму возникших неясностей, спросил Юра. – Мне сказали, что его можно найти здесь. Так не знаете?

– Знавал когда-то, – ответил Московцев, – то есть думал, что знавал. Как все мы в молодости думаем, что уж себя-то мы знаем. Зна-а-ем!.. И всякие там «я знаю все, но только не себя» – всего лишь увлекательные стишки средневекового хулигана, развратника, вора и пьяницы из образованных. Нужно стать вором и пьяницей из образованных, чтобы это постичь.

Юра, не дослушав и не попрощавшись, ушел в смятении. У него ничего не вышло. Не вышло даже как следует хлопнуть дверью, та была слишком тяжела и туго двигалась в петлях. Когда он входил в магазинчик, он этого совсем не заметил, будто и не было этой дубовой плиты.