Возвращение в Москву

«Меня учили работать с информацией и анализировать. Я владею – еще не позабыл, оказывается! – шифровальной техникой и знаю кое-какие способы передачи секретной информации. Они могут быть самыми необыкновенными и неожиданными. Известна, например, музыкальная шкатулка с шифровкой в виде нот произведения Моцарта, где каждой ноте соответствовала определенная цифра, а цифре – буква. Даже танец и музыка могут сказать о многом, если понимаешь знаки, даже барабанный бой. Там, в Гвинее, в вечернем затишье, я слышал несколько раз телеграф тамтамов. Все слышали, но мы, белые, или цивилизованные черные жители гвинейского города ничего не понимали, а тамтамы-то говорили, оказывается, вполне ясно, сообщали не просто новость в общих чертах, а передавали точнейшую информацию.

Однажды на летное поле прибежал Мафу, уборщик, выходец из деревни, затерянной в верховьях Нигера. Прибежал и сообщил, что наш вертолет-транспортник, державший путь в Анголу, подбит над джунглями Лесной Гвинеи «стингером», из тех, которыми снабжались юаровские наемники из батальона «Буффало» – свободные охотники, диверсанты, жестокий сброд без роду без племени, «люди войны», промышлявшие в Анголе и по ее границам. На вопрос: «Откуда Мафу знает?» – он ответил, что ночью говорили тамтамы. Вертолет пропал накануне вечером, не отвечал на вызовы, о чем соблаговолили-таки сообщить вояки, и мы маялись неизвестностью, хотя понятно было, что вертолета, если он канул в джунглях, нам больше не видать никогда, как и груза, который он вез, и, скорее всего, и его экипажа.

«Тамтамы так и сказали, что «стингер», Мафу?» – не поверил я.

«Мафу знает, как называется огненная стрела, что попала в вертолет, – обиделся уборщик. – Мафу каждый день смотрит телевизор в баре «Солейль». Мафу может назвать разные виды ракет – «стингер», «стрела», разные виды автоматов и пистолетов. Мафу также знает, что такое «карабин»".

«Мафу, но с чего ты взял, что здесь замешаны «Буффало», а не другие «люди войны»? С чего бы им лезть в такую даль, да еще через две границы?»

«Какие могут быть границы в джунглях? – пожал плечами Мафу. – Какие могут быть границы в воздухе? Реки текут через дикий лес, пока текут, ветер дует, пока дует. Ты ошибаешься, если думаешь, что в джунглях и в небе есть какие-то границы. Если духам леса и воздуха вдруг почему-либо желательно будет, они никого не пропустят, реку остановят, ветер повернут, вот и все границы».

«Я тебе очень благодарен за помощь и объяснение, достойный сын достойной матери», – одарил я Мафу комплиментом и отправился загодя писать «сочинение» – ответную ноту по всей форме – на случай, если вертолет будет обнаружен кем не надо и нам его «вменят».

Место аварии недели через две случайно обнаружили наши геологоразведчики-золотоискатели, и это было чудом: так глубоко в джунгли они еще не заходили. Я видел фотографии – огромная выжженная поляна и покореженное железо, далеко разбросанное. От людей не осталось почти ничего, и даже звери побрезговали тем, что осталось, – обгоревшим, раздробленным, разорванным. Картина впечатляющая, страшная, но неудивительная, если учесть, какого рода груз волок в Анголу для «компаньерос кубанос» наш злосчастный транспортник.

Но я не об этом, не «о делах давно минувших дней». Я – об информации и о ее прочтении.

Что выдает чужака? Как его можно «прочитать»? Да без труда, что и понятно. На то он и чужак – не так говорит, не так двигается, не так одет, не блюдет церемоний, в нем отталкивает чужое сочетание эмоций, непонятная жестикуляция. Чужак, не принимающий мер, которые способствовали бы его натурализации, рискует стать изгоем. Поэтому разумный иммигрант пытается по мере сил мимикрировать, я уж не говорю о хорошо обученных агентах. Но до конца замаскироваться, видимо, все же невозможно. Тогда выход – затеряться и затаиться, накатать свою колею и сновать в ее пределах, дать к себе привыкнуть соседям.

Легче всего, все знают, затеряться – если есть, конечно, такая необходимость – в большом городе. Почему так? Потому что, и мне не кажется это странным, большинство жителей мегаполиса анонимны, причем сознательно анонимны ради возможности вести себя достаточно свободно и не задумываться о том, что о них подумают другие. Другим и наплевать, они сами такие же, плохие, хорошие ли. Все это в порядке вещей и не вызывает удивления.