Партикуляризм (или в негативном определении – «неуниверсализм» норм действия) предполагает способность специфического различения правил поведения применительно «к лицам и ситуациям», то есть разнообразные формы и механизмы сочетания частных правил и множества неформальных операторов их соединения, обозначающих границы между ними, причем таких, что само это различение воспринимается как «само собой разумеющееся», «автоматическое» (машинальное), не подлежащее проблематизации и акцентировке. Для того чтобы выявить сам факт «двоемыслия» или социального («логического») противоречия, нужны специальные усилия по фиксации расходящихся точек зрения, смены ценностных позиций. Для современного общества (или внешне кажущегося современным в силу многоукладности, механической агрегированности разных социальных порядков) такие стыковки должны (предполагают) быть специально о-без-значены, стерты, погашены, чтобы они были эффективными и не вызывали затруднений при взаимодействии. Поэтому они могут быть отмечены как «традиционные» узлы соединений либо вытеснены в область специально «бессознательного», «табуированного», «незамечаемого» правильными, социально воспитанными и «тактичными» людьми. Подобные стыковки воплощают в себе важнейшие, символически закрепленные (отсылкой к внеситуативным планам значений) коды поведения. И эти претензии признаются массовым мнением, квалифицирующими такой порядок действия сентенциями: «Такова жизнь», «Так было всегда», «У власти и народа всегда разные интересы», короче: «Что приличествует Юпитеру, не дозволено быку» и т. п. Таковы некоторые особенности выступлений первых лиц государства или ведущих политиков, когда они (по общему мнению) делают «заведомо ложные» заявления или позволяют себе тон, который недопустим для «обычных» людей в подобных ситуациях (Жириновский, Путин и другие, претендующие на первые роли на публичной сцене, то есть на эксклюзивный статус). Это способ демонстрации своей эксклюзивности (принадлежности к высшим этажам социальной иерархии господства).
Партикуляризм такого рода мог бы рассматриваться и как аморализм, производный от невозможности универсальных форм регуляции, если бы в большой степени он не был бы оценкой, привнесенной извне, с точки зрения более развитых общественных форм (в том числе – и моральных регуляторов поведения).
Адаптивный партикуляризм (вторичный, вынужденный, производный) является не просто обходным или диким способом приспособления к монополии на насилие и принуждение со стороны бесконтрольной власти (не как лиц, а как системы). Его можно рассматривать также и в качестве «согласия» населения на отношение к себе как к массе, недостойной уважения, то есть как к людям, не имеющим равных с держателями насилия значений (не имеющим доступа к средствам насилия, к позициям власти). Смутно (а иначе и быть не может) это ощущается в том, как отдельный человек сознает, что он не представляет сам по себе никакой ценности и не заслуживает внимания (уважения) со стороны властей любого уровня. Человеческая жизнь в России – и это тривиальное суждение – и в сталинское время, и в наше котируется крайне низко. А иначе и быть не может, поскольку она ничем не обеспечена, как показывает и опыт войны в Чечне, и примеры милицейского или административного произвола в Москве и других городах.
Распространенность подобных форм соединения разнопорядковых, гетерогенных в точном смысле слова структур действия обусловлена не столько их эффективностью, сколько неустранимостью неформализуемых отношений в обществе, причина которых в том, что в сферу собственно институциональной регуляции «вторгается» (или входит без особого сопротивления) власть в качестве сверхзначимой силы (резидуум традиционного патерналистского авторитета или структур тотального господства, тоталитарного режима). Именно доминантное (и контролирующее или пытающееся контролировать другие области общественной жизни) положение недифференцированной и неконтролируемой другими подсистемами социальной системы (обществом) власти и порождает в массовых масштабах однотипные ситуации – конфликты, напряжения, столкновения более развитых структур с сохраняющимися авторитарными или иерархическими структурами управления. Отношения доминирования и подчинения воспроизводятся потому, что они сохраняют свой символический смысл базовых, центральных для обществ данного типа (не только в качестве государственно-политической системы, но и отношений внутри более мелких общностей и групп – семьи, фирмы, кооператива, партий или общественных организаций).