Коля ее сдвинул и сунулся в дыру. И оказался на краю обрыва. Внизу в глубоком яру торчали сухие ветки, сучья, сломанные деревья. Свалишься и тебя проткнет во многих местах сразу. Рядом с забором и охранявшей его крапивой, по кромке оврага раскаталась тропинка. Неведомо кто ее проложил. Коля повернулся к забору лицом и, касаясь пальцами досок, двинулся боком, медленно, чтобы не упасть в овраг. Порой тропка совсем прижималась к забору и Коля держался за щепкастые, занозистые его зубья, скрепленные ржавой лентой. И даже сказал вслух:
— Зачем я здесь лезу?
Однако назад не пошел. Тропа стала шире, но Коля продолжал перемещаться лицом к забору. А потом и забор кончился. Вниз крутизною обваливался склон оврага, заросший бурьяном. За мягкую землю корневищами схватились ясени, вязы. Перебегая от одного ствола к другому, Коля спускался. Удары о стволы, хоть и гасимые руками, порядком выматывали душу. Коля стоял, обхватив руками ствол, отдыхал, а затем бежал к следующему. Ноги семенили по склону сами, убивая на пути чистотел и крапиву.
Овраг оказался большой глубокой ямой. Со всех сторон к небу тянулись её берега, деревьями заслоняя солнце. На дне был сплошной бурелом. Валялись гнилые, черные стволы, пни, всё это заросло мхом и длинной травой. Посередине воняла гнилью колдубаня с темной водой, наполовину затянутая ряской. В ней Коля разглядел похожую на тряпку человеческую руку.
— Милиция! — крикнул Коля. Милиции не было. Коля стал продираться противоположным склоном, брался за травы, выворачивал их с корнем, осыпался вместе с рыхлой, мокрой землей вниз, снова лез. Попробовал другой склон. Забыл, где какой. Всё одинаковое. Вспотел, бросился штурмовать снова, уже осторожно. И так оказался наверху. Тут подумалось — надо вести себя тише. Никого не призывать. Пойдешь свидетелем в милицию, а ну как спросят — зачем в яме околачивался? Значит, знал, что там покойник. А откуда знал? Ну и что, что приезжий? Нарочно приехал, чтобы проверить. Или другое — здесь бродит маньяк, возвращается каждый день к своей яме. Там в яме еще уйма жертв.
Хмурясь и кусая губу, Коля глядел вниз. Что же в болотной луже? Может, просто мусор такой лежит. Где туловище? Нет туловища. Даже если то рука — одна рука — не так страшно, несерьезно. Мало ли, отвалилась у человека рука, всего-то пойти в анатомическую мастерскую и там новую приделать.
Ох. На лбу под волосами зачесалось. Пот. Коля платком своим в клетку белую и голубую вытерся. Тот увлажнился, хоть выжимая. Коле стало противно и он бросил платок вниз. Застряла тряпочка в крапиве. Коля огляделся. От обрыва шли заросли. На другой стороне яра Коля приметил забор. Стало быть, надо возвращаться туда.
Почти до вечера бродил Коля закоулками города и главными улицами, среди чужих людей, пока не отыскал Кирпичный проспект — ровный, с длинным сквериком посередке, с пятиэтажками по бокам. Коля вдруг почувствовал, что ноги устали, больше идти не хотят. Как ни проси. Еле их переставляя, обогнул дом, к палисаду. За низенькой оградой росли яблоки, прямо перед балконами. Протяни руку и сорви каменно-зеленое. Парадные с открытыми ртами. Над ними числа намекнули, в котором искать нужную квартиру.
Дальше Коля вроде в полусне поднялся, Балагуровы его встретили, говорили, хвастались, что уберегли чемодан. Коля в ответ кивал, попросил дать ему где прилечь — он устал. Насилу накормили его особым ужином — потому что сами уже откушали. Дали бутерброды с маслом, кофе и еще какое-то жареное, Коля не понял что. И уснул, подтвердив, что в чемодане у него — да — рукописи. Очень ценное наполнение.
Тишайшим утром, еще солнце не встало, но посветлело, Колю растормошили. Дядя Яков Андреевич таинственно сказал:
— Пошли на кухню. Будем делать лимонад!
В вязком полусоньи, Коля прошлепал в тапочках за родственником. А в кухне уже расставляла на стол всякую стеклянную посуду Надежда Осиповна, одетая в ночную рубашку. Яков Андреевич пояснил:
— Каждый год в это время мы делаем лимонад. Домашнее ситро!
И Надежда Осиповна засмеялась. Достали с полок несколько пачек лимонной кислоты, соду. Готовились пробки. Деловито заработали Балагуровы. Они через воронку сыпали в бутылки соду, лимонную кислоту, затем наливали туда воду из крана и затыкали.
— Помогай, — сказал дядя Коле. Тот принялся за розлив. Вскоре на столе была целая батарея бутылок с лимонадом.
— Ну, на лето теперь жара не страшна, — сказал Яков Андреевич, откупоривая одну бутылку, и протянул ее Коле:
— Ну, сними пробу!
Пил, цокал языком и кивал головой, лишь бы отвязались. Снова пошел спать.
Утром завтракали. Балагуровы и Коля, в кухне, на белоснежных табуретах. Яков Андреевич откусил булку. Пожевал, скривился:
— Соль украли!
Резким жестом отодвинул тарелку, встал из-за стола:
— Поеду на хлебзавод ругаться.
Он знал, что живет в сюжете. Надо показать себя решительным, волевым человеком. Который не спускает. Посмотрел на Колю и сказал: