— Мне тяжело вообще разговаривать с этим дураком.
— Не надо было привечать.
— Я не привечала.
На другой день было с утра солнышко ласковое. Где-то в городе стали гудеть моторами машины. По улицам шли вереницами люди. Кто с кульками в обеих руках, кто с заплечными рюкзаками. Несли также канистры с бензином. Бегали с пистолетиками дети. Всё это движение направлялось к окраинам, в лес.
Подкатил Потихонов, посигналил. Мимо проходил пацаненок. Потихонов сделал в его сторону рукой, будто хотел взять двумя пальцами за нос, и весело сказал:
— Понос, хвать тебя за нос!
И снова запипикал клаксоном. Вышла Кульбинична.
— А Вали нету.
— Как же? Мы же договаривались. Вон и Ваня с Женей нас уже в лесу ждут! Как жалко, — он опустил руку, набрал пригоршню пыли с грязью и закинул себе в рот. Начал жевать и всхлипывать:
— Жарить мясо… Искать сучья… Птички поют.
Потом взял себя в руки и явственно сказал:
— Игра в метание топора при нечетном числе участников теряет смысл.
И тронулся прочь. Долго ли, коротко ли ехал, пока не добрался до края города и леса. Из лесу валил сизый дым, доносились крики и музыка. Убежали белки, убежали зайцы, человек в чащобе устраивает танцы.
Потихонов въехал в сосновый бор по грунтовой дороге, сбавил скорость в половину шага, чтобы не сбивать прохожих. Мимо, ломая судьбы, мчались огромные хромированные машины. Потихонов сердито бибикал им вслед.
По обе стороны дороги открывались картины. Люди танцуют. Люди жарят шашлыки. Фехтуют на шампурах. Молодой, здоровый как теленок, блондин в одних шортах, лезет на дерево, врубая в ствол топор и подтягиваясь на нем. Добрался до развилки и вытер со лба пот — устал. Два пузатых мужичка пилят сосну. Один другому жалуется, что вся пила в смоле, не отмоешь. Дяди играют в футбол, маленькому мальчику зазвездили мячом в лицо и выбили зубы — мать ругает дяденьку, тот смеется — еще молодой, новые отрастут!
Потихонов находит полянку, где уже расстелили два сидельных, поплоше, одеяла Женя и Ваня. Ваня в полосатой матроске, в штанах-клеш, ходит шатаясь, сегодня он — юнга. Женя крутит колесико транзистора. Рядом с ней лежит гитара.
— Буду играть! — говорит Ваня, увидав Потихонова, — А где Валя?
Потихонов останавливает свою бибику, вылезает, начинает объяснять:
— А Валя скоро своим ходом подойдет. Она в магазине задержалась бутылку уксуса хочет купить.
— У нас есть! — Валя трогает сумку, битком набитую снедью.
— Лишняя никогда не помешает, — отвечает Потихонов, — А если нас кто-то, какая-то компания попросит одолжить их уксусом? Придется дать, а сами с носом останемся. Соображать надо. У Вали, что ни говори, практическая смекалка есть. Вот это мне в ней и нравится.
— Ну пока Валю ждем, давайте покидаем топор! — предложил Ваня.
И бросил. Топор встрял в ствол рядом с Потихоновым. Тот освободил топор, внимательно глянул на сталь и произнес:
— Игра в метание топора при нечетном числе участников теряет смысл.
Резко себя ударил. В лоб. Окровянился, топор выронил, руками схватился за голову, на бок упал и ноги поджал.
— Человек за бортом! — крикнул Ваня.
Женя пошла у кого-то спрашивать бинт. Скоро вернулась. Потихонов отдохнул и даже стал улыбаться. Надо шашлыки готовить. Лес хотели поджечь ближе к вечеру, перед уходом, чтобы красиво было. Уходя, всякая компания разжигала костер пуще прежнего, да еще бросала в него кульки и прочий мусор. Некоторые, взявшись за руки, плясали вокруг, распевая:
— Гори-гори ясно, чтобы не погасло!
Наутро великий дым стоял над лесом. Темно-серый дым, и не продохнуть было окрест. От леса валило гудящим, тихо трещащим жаром. Пламени не было — всё окутало дымящееся облако. На краю дороги тлели птицы.
Трехтажный дом Союза Писателей, этот своеобразный писательский Олимп, рос из земли на улице Бастионной, зажатый между школьным садом и магазином продтоваров. Улица шла прямо, по ровному месту, и была обсажена липами. В ее начале, в стороне от троллейбусной остановки, за кустами сирени желтели среди лопухов кирпичные руины круглой башни об одном этаже.
К дому стекались со всех уголков страны писатели, большинство даже не состоявшие в Союзе. Каждый со своей бедой. Кого-то из глуши не печатают. Происки врагов. А враг — редактор местной газеты "Мотовиловы зори". Название от имени города — Мотовилов. Раньше была Мотовиловка, а стал Мотовилов, как кинотеатр построили.
Приезжали на поездах, шли и пешим ходом, с посохом в руке и котомкой за спиной. Тут же, у крыльца, и толпились с самого утра. Некоторые даже спали за забором, в школьном саду. Писатели привозили с собой рукописи, всяческие плоды и даже гусей. Гусем подчеркивалась особая нужда писателя. Такой писатель не мог приобрести шариковую ручку, поэтому вынужден был держать в хозяйстве гуся для снабжения себя перьями. Писатель являлся в Союз и показывал гуся:
— Вот это мой кормилец. Не знаю, что бы без него делал, наверное на паперти бы стоял. Я к вам вот с какой просьбой. Опять наш Хахалев воду мутит. Уже начальник отдела…
А иной выкладывал на стол яблоки:
— Угощайтесь.
И когда член Союза брал фрукт, гость укоризненно замечал: