Впереди только тьма

Оставшись наедине с собой, колдун Гирокан повернулся к яме, словно не замечая, что сбоку от него были посетители. Желчный свет вычерчивал его острые черты лица. Кожа, словно насильно надетая на череп, просвечивала. Тени подчеркивали его выпирающие скулы. От мага веяло молчаливой угрозой, предупреждая, что не стоит подходить близко. Его дряхлое тело казалось ловушкой. В глазах читался холод и отрешение от всего сущего. Учителем назвали его, и действительно по его виду можно было сказать, что он мог много чему научить. В нем была смиренная грусть, которая приходит с опытом.

Двое в мантиях, тащивших пленницу по полу, переминались с ноги на ногу, не зная, что и делать.

– Учитель? – неловко окликнул один из них.

Колдун продолжал, слегка сгорбившись, печально глядеть вглубь широкого желоба. Он словно видел в нем то, что другим было не под силу. Гирокан видел в нем свое прошлое.

Однако голос ученика заставил его неловко встряхнуть головой, уставившись сначала на двоих своих последователей, а потом и на тело, которое старалось сохранить остатки жизни.

– Так это она? – отрешенно спросил учитель. Он приподнял брови, смотря на девушку словно на недоразумение.

Это самое недоразумение смогло поднять взор на него, открыв чародею некогда прекрасное лицо, обезображенное сейчас гримасой страдания. Голос колдуна слегка смягчился, запинаясь, утратил оттенок безразличия:

– Ты, наверно, сильна, раз до сих пор в сознании. Я не хотел, чтобы ты все это видела. Обычно никто не доживает до этого момента. Но раз так совпало, я вынужден буду воспользоваться тобой. Мы как раз давно не использовали живых. Наверно, немного несправедливо по отношению к тебе, но это уже не имеет особой разницы. В конце все равно тебя ожидает только одно. Надеюсь, ты не долго будешь мучиться, – Гирокан опустился пониже, не отрывая взгляда от ее глаз. Он с сожалением читал в ней что-то, давно покинувшее его. – Ты так похожа на мою дочь. Наверно, сейчас она могла быть твоего возраста.

Колдун выдержал долгую паузу, вглядываясь в ее истерзанное муками лицо. Продолжил обреченным тоном, как если бы обращался не к ней:

– Прости, что так все получилось. Знай, что нам за все воздастся.

Это было странно, но она поверила ему. В его голосе звучало искреннее раскаяние, которое могло звучать только от хорошего, честного человека.

Громко вздохнув, Гирокан с заметным усилием встал и, кивнув ученикам, ушел прочь в темноту.

Наконец, пленницу поднесли к краю ямы, оббитому железом, и первородный страх обуял разум девушки. Резко начала бить дрожь, сжимая внутренности в единый клубок. Отвращение с паникой явились от картины перед глазами. Женщина не верила, что бог был способен допустить подобное.

Внутри провала, освещенного смрадным сиянием, лежали трупы, стелились беспорядочным месивом. В склизкой массе из плоти она узнавала людей, полуголых, избитых, израненных. Сотни мертвецов лежали друг на друге, будто воронкой заполняя пространство не слишком глубокого желоба. В нос ударял запах разложения, который клубился над всей этой бесформенной кучей. В центре бойни светился крупный кристалл, испускавший загробный едкий свет среди озера гниения. Сквозь этот свет она видела легион вытянутых рук. Они тянулись вверх, ведомые незримой силой, к бесконечной пустоте.

Мерзость и непотребный ужас зажгли в умирающей девушке огарок жизни. Она кричала, из последних сил молила о спасении. Когда ее сбросили вниз, она чувствовала, как летит в саму преисподнюю. Мириады стеклянных глаз уставились на нее, отражая блеск кристалла подобно звездам. Они звали ее, утешали. Мертвые длани, готовые поймать ее и навсегда заключить в объятья. Здоровой рукой женщина закрыла лицо, падая в хлюпкое гниющее месиво.

Она страшилась открыть глаза, паниковала как никогда в жизни, которая должна была вскоре закончиться. Мысли о долгожданной смерти улетучились вмиг. Только не так, только не в этой богохульной яме. Адреналин яростно толкал выжить любой ценой. Решившись, она открыла глаза, чтобы обнаружить весь обезумевший ад вокруг. От вида перехватило дыхание, но вместо воздуха лишь тлетворный смрад забивался в ноздри.

Но она не могла так умереть, не могла!