Я стала подбирать людей для правления фонда. Конечно, это были мои знакомые, в основном писатели: Бакланов, Гранин, Распутин. Потом еще Заславская, академик Раушенбах (он стал сопредседателем, как и я), Юрий Афанасьев. Был еще министр культуры Грузии Тенгиз Буачидзе.
Мы начали работать. Было очень интересно – демократия, митинги… Саша учился в английской школе, это на метро «Аэропорт», туда ходила дочка Светланы Аллилуевой после возвращения с Запада. Мы жили в гостинице «Советская». Настоящая советская гостиница! Правда, там был room service – но такой, что всё остывало, пока доносили до room’а. Но у нас была микроволновая печка, чудо техники, и мы все разогревали обратно. Наш номер был больше нашей квартиры в Нью-Йорке. Мы там прожили три или четыре месяца. Я ходила в офис каждый день, Жан писал книгу о Советском Союзе, Саша ходил в школу и очень быстро научился ездить зайцем в трамвае и другим очень важным для русского мальчика вещам. И продолжала переводить – например, Мишу Рощина… Потом ездили открывали филиалы в Грузии, в Прибалтике…
– А, вот откуда народные фронты и цветные революции! И вы отдали Сашу уже не в русскую школу, а в грузинскую школу… Это шутки.
– Насчет революций и народных фронтов – я тогда говорила, что и Россия угнетена Советами, она же не СССР. Джордж тогда ставил на Горби (правда, увиделся с ним позже), а я говорила – встреться с Ельциным! Встречу устроили Афанасьев, Попов, Боровой и Собчак.
– Как давно это было! Вот вы сказали – Собчак, и я мысленно прибавил: «и Канделаки».
– Мы сидели у Ельцина очень долго, он был оживлен и много говорил. При этом он все время смотрел мне в декольте.
– О, так вы вошли в историю не только русской литературы, но и русской политики! Как женщина, которой великие уделили внимание.
– Ну то, что Ельцин не забывал, что у него в офисе сидит женщина, – мне показалось очень милым.
– А водочки вы с ним не выпили?
– Нет.
– Жаль. Вы много потеряли.
– Он тогда рассказывал нам про свой план насчет Курил: надо 5 лет готовиться, 5 лет вести переговоры и еще через 5 лет отдать. «Так вы же через 15 лет не будете президентом!» Ну да, говорит, – это важная часть плана. У Сороса я проработала пять или шесть лет, не помню точно. Помню, в путч мы с мужем и сыном отдыхали во Франции; Джордж был очень возмущен и прилетел в Москву, как только смог, – и я прилетела из Ниццы. И в октябре 93-го мы с Жаном тоже были во Франции. Там в отеле не было CNN, мы не знали, что происходит, нам звонили из Белого дома и говорили – всё, на нас идут танки, бай-бай, больше никогда не увидимся. Утром мы встали и не осмелились сразу включить новости, решили для начала спуститься вниз в кафе выпить кофе. И там вдруг смотрим – идет Вася Аксёнов! «Нина, не будь такой грустной – мы выиграли!»
– Что было сделано фондом за время вашей работы?
– Я скажу, чем я была очень довольна. Была программа помощи «афганцам». Мы получили права на чертежи на инвалидные коляски – на Кубе, и нашли фабрику в Питере, которая переходила с военной технологии на гражданскую, у них был титан, и они начали делать коляски, которые проходили во все двери и в лифт. А то старые коляски не проходили и люди вынуждены были сидеть дома. Мы связали ваших «афганцев» с нашими вьетнамскими ветеранами, которые в свое время начали качать права типа «мы тоже люди», и тогда в Америке появились пандусы. Мы дали грант фабрике – не помню уж сколько, но колясок было сделано огромное количество. Сотни тысяч. Это одна из лучших вещей, что мы тогда сделали. Интересно было ездить на Байкал и помогать там Лимнологическому институту. Мы дали грант человеку, который основал то, что стало Высшей школой экономики.
– Так она сделана на деньги Сороса?
– Ну да. Потом мы сделали программу поездок для русских ученых. Раньше, если в институт приходило приглашение на международную конференцию – то ехал завкафедрой, его племянник и его любовница. А на автора заинтересовавшей всех статьи – нет денег. Так вот в рамках этой программы покупали билет, делали визу тому, кому надо, и никто не мог нам сказать, что парня не могут взять. Мы давали профессионалам возможность общаться со своими коллегами.
Когда мы писали брошюру про это, как раз был обвал в Нью-Йорке на бирже, Джордж потерял гигантскую сумму – большую часть своих денег – 860 000 000 долларов. Ему звонят из Японии, чтобы это обсудить, а он говорит: «Перезвоните позже, я занят». Я спросила его: «Как ты вернешь эти деньги?» Он ответил: «Деньги никогда нельзя вернуть, надо делать новые».
Мы сделали программу обмена юристами. Брали людей по конкурсу, конкурс был советский, некоторые люди победили не очень честно, не буду называть их имен – эти люди сейчас в политике. Это было в 92-м или 93-м. Мы много давали грантов разным музеям. Покупали подписки для библиотек на все толстые журналы.
– Помню, какой у нас поднялся шум, когда он отказался финансировать подписку.