Пал Палыч обнял Ларису и нежно провел рукой по ее волосам. Она всем телом прижалась к нему.
– Да. Более страстной и более противоречивой натуры я в своей жизни не встречал, но сейчас это будет выглядеть нелепо.
– Ты, как всегда, прав, – еле сдерживая слезы, ответила Лариса.
Он поцеловал ее, и они разошлись по разным комнатам.
Войдя в свою спальню и подойдя к кровати, Лариса обеими руками схватилась за лицо.
– Господи! Филарет! Зачем? Как же все глупо в этой жизни! – она упала на кровать и, не думая о том, что ее могут услышать, громко зарыдала.
Пал Палыч же лежал в своей спальне, на своей кровати, тупо уставившись в потолок. Он отчетливо слышал Ларисины рыдания, так как по какой-то непонятной причине оба не удосужились закрыть за собою двери, чего раньше, надо отметить, никогда не случалось. Пал Палыч встал с кровати, вышел из комнаты и, подойдя к Ларисиной двери, закрыл ее. Вернувшись к себе, закрыл свою. Взяв с тумбочки телефон, сел на кровать и, поискав на дисплее нужный номер, нажал кнопку соединения.
– Эмиль Моисеевич? Здравствуй, матерый крючкотворец. Не разбудил? Хорошо, давай сразу о деле. Мне надо, чтобы ты срочно составил полное завещание на Сережу, моего сына. Ты все про нас знаешь, и все необходимые данные у тебя имеются. Завтра, скажем, к девяти пятнадцати у меня в конторе, успеешь? Хорошо, к девяти тридцати. За скорость и ночной тариф оплата, как понимаешь, в тройном размере. Жду.
После разговора с нотариусом он сразу же набрал следующий номер.
– Сергевна, привет. Это я – твой прямой и непосредственный начальник. Чего делаешь? На кухне куришь? Я тебе сколько раз говорил, чтобы ты бросала. В общем так, лишу премиальных и урежу зарплату к чертовой матери. Как это тебе плевать? А, ты у нас акционерка! Извини, забыл. Слушай, Нинуль, мне надо, чтобы ты завтра всю эту байду, которая называется Совет директоров, собрала часикам к десяти. Не получится? Спят, что ли, долго? А когда?.. Идет, давай к одиннадцати. Кто? Господин Чижиков? Ничего, отсутствие господина Чижикова для нас не катастрофа. Все, Нинуль. Много не кури. До завтра.
Дверь тихо отворилась, на пороге появилась Лариса. Заплаканная и в ночной рубашке.
– Пашка, мне что-то совсем плохо и тоскливо. Можно я все-таки сегодня у тебя переночую? Ну в кои-то веки!
– Да ложись ты уже, неугомонная. Места хватит. Даже для Ленина.
Она запрыгнула в постель и укрылась одеялом.
– А зачем нам с тобою нужен Ленин?
– Ну как?.. Он же всегда с нами. Или уже нет? Только учти, подруга, я ставлю будильник на семь часов, а ты у нас к такому графику непривычная.
– Ты же знаешь, что я все равно не проснусь.
– Откуда мне это знать, Лариса Дмитриевна?
– Так, все. Тихо. Давай, читай мне свои стихи.
Глава третья
Омерзительный звук мобильного телефона Пал Палыча, казалось, мог и мертвого поднять, но только не Ларису Дмитриевну. Она спокойно посапывала на противоположном краю широченной кровати, эгоистично натянув на себя практически все одеяло.
Пал Палыч открыл глаза, взял телефон и выключил эту богопротивную мелодию. Сны, как и прошлой ночью, Пал Палыча не посещали, хотя спал он не так крепко и выглядел невыспавшимся. Ему вовсе не хотелось нежиться в постели: просто он чувствовал, что проснулся уставшим. Однако выработанная за долгие годы привычка вставать рано и сразу взяла свое. Встав с постели, он направился в душ.
Пал Палыч уперся взглядом в стеклянную дверь гидромассажной душевой кабины фирмы «Hoesch», где можно было не только принимать душ, но и жить, как в отдельной квартире со всеми удобствами. Он остолбенело стоял перед ней и напряженно думал: «Каким образом я умудрился вчера проторчать под ледяной водой такое долгое время?» Пал Палыч никогда не любил север, холодный климат и арктические ветры, но сейчас его внутренний голос, словно заведенный, упорно твердил ему одно и то же: «Не будь слюнтяем, включи холодную воду и встань под душ». Ежась от предчувствия неминуемого стресса, он вошел в кабину, встал под душ и включил кран с холодной водой.
Вы когда-нибудь видели голого олигарха, да еще орущего благим матом? Разве что только последнее. И то на ранней стадии развития. Если бы его резали без наркоза, он, наверное, орал бы меньше. Нецензурная брань Пал Палыча была слышна за пределами его громадного участка, утопающего в соснах. Впрочем, со временем проклятия, посылаемые в адрес тех, кто в эти жуткие мгновения проносился в его памяти, стали понемногу утихать. Он перестал извиваться, как червяк на крючке, приосанился и оперся руками о свои бока, напоминая доброго лесного великана из рекламы овощей, только без одежды. Не иначе как начал привыкать. Более того, ему это уже нравилось.
После водных процедур, вернувшись в спальню, бодрый и слегка помолодевший, долго стоял и смотрел на Ларису, вероятно, переживавшую во сне кульминацию лихо закрученного сюжета.