Врачу, исцелись сам!

– Ты на таблетках! Блядей своих дерешь на таблетках – просто так уже не можешь?

Витя вдруг посмотрел на нее холодно и спокойно с некой брезгливостью. Она действительно представляла жалкое зрелище: жир под подбородком от негодования так и трясся, лицо было покрыто толстым слоем ночного крема, и на этом лице метались красные воспаленные и испуганные глаза.

– А почему это тебе можно гормоны пить от климакса, мазать рожу косметикой, делать пластические операции, а мне вдруг нельзя принимать "виагру"? – спросил он, продолжая ее рассматривать с неприятным ей отстранением, даже наклонив на бок голову. Как чужой человек, случайно попавший в спальню. Она не знала, что и сказать, задохнулась в ярости. Давление зашкалило за двести.

Еще у этого Коробова был один друг, высокими материями вовсе не отягощенный, но деньги умел делать абсолютно из всего, а точнее, буквально из ничего. Не знал потом, куда их и девать. У него был совершенно новый, только что купленный с выставки "Роллс-Ройс" стоимостью чуть ли не миллион долларов (Борисков с трудом этому верил). Одна только серебряная статуэтка с капота этой машины тянула на две с половиной тысячи евро. Один был недостаток – он не был бронирован. Его в нем и подкараулили. Шестнадцать пуль из

"Калашникова" пробили лобовое стекло и почти все попали в переднего телохранителя. Хозяина, сидевшего сзади, тоже задело, но не смертельно. Эту историю рассказал Борискову другой телохранитель, который поменялся в тот день сменами с сидевшим в машине. Причем, этот, которого сменили, заменяться вовсе не хотел, но погибший в тот день сменщик его просто об этом умолял – у него на другой день были назначены какие-то важные личные дела, типа с подругой собирались идти подавать заявление в ЗАГС. А получилось, что в него попало пол автоматной очереди, пущенной в его хозяина. Теперь "роллс-ройс" стоял в гараже, весь его белый кожаный салон был забрызган и залит кровью. Решали, что с машиной делать дальше. Это тоже были оборотные стороны богатства.

Впрочем и простые люди довольно нередко попадают под раздачу в разборках богачей. Недавний пример: научный сотрудник Волошин, просто хороший и давний знакомый Борискова. С ним случилось странное, почти что фантастическое происшествие. Однажды он шел по улице и случайно попал в перестрелку. И народу вокруг было вроде бы много, но он оказался единственным свидетелем довольно громкого преступления – покушения на банкира (тот вскоре и умер).

Подозреваемых в тот же день задержали по горячим следам, но они от всего упорно отказывались. Лицо одного из нападавших Волошин хорошо запомнил, поскольку с того слетела маска. Получилось так: если он отказывается давать показания, его сажают, и притом наверняка и неизбежно убивают в камере – так, на всякий случай. Если же он все рассказывает, на него тут же начинается охота. Он был в тупике.

Самое поразительное, что лично он не интересовал абсолютно никого.

Бандитов нужно было посадить, а они ну никак не хотели садиться, поскольку речь шла о пятнадцати годах заключения как минимум, а то и о пожизненном, поскольку они еще застрелили охранника и случайного прохожего. Государство боролось со своей вечной изнанкой – организованной преступностью. Оно боролось против своей левой руки или отдельных пальцев. Вроде так на вид кто-то чего-то и хотел сделать, но не особенно. У бандитов, как всегда, имелись опытные адвокаты, а Волошин был единственным свидетелем. Адвокаты на него давили, говорили, что его там и не было вовсе, и что он не мог никого видеть, поскольку у него плохое зрение. Но ему пришлось дать показания. Следователь сказал так:

– Вы уж извините, гражданин Волошин, вам, конечно, не повезло, но и нам тоже деваться некуда. С нас начальство сдерет три шкуры, если мы не доведем дело до суда. Дело под контролем у губернатора.

– Послушайте, а если бы меня тоже убили? – спросил Волошин следователя.

Тот только пожал плечами.

Это была защита свидетелей по-русски. Волошину светила потеря работы, смена жилья, естественно, на худшее и совсем другая жизнь.

Он ощущал постоянный страх, а потом и ненависть вокруг себя, особенно когда через две недели после начала процесса погибли два охранявших его милиционера, а сам он чудом остался жив только потому, что они скорее рефлекторно или случайно, чем действительно желая этого, закрыли его собой. Парадокс, но один из этих погибших охранников, кажется, по имени Сережа, иногда говорил Волошину, похлопывая его по плечу: "Вы особенно-то не переживайте, если вас убьют, мы их посадим!" Сменившие убитых оперативники смотрели на

Волошина как на наживку, но он так и видел в их глазах упрек: "Какие прекрасные ребята погибли из-за какого-то очкастого дерьма!" Он тогда решил дергаться до конца, как лягушка на известной картинке

"Никогда не сдавайся", и превратил свою квартиру в ловушку, поставил сигнализацию во все комнаты, чтобы убийцы не проникли через окно.

Чем там кончилось дело, Борисков пока не знал.

Еще был интересный слой пациентов – мелкие частные предприниматели, зарождающийся средний класс. Скажем, такой