Врачу, исцелись сам!

Например, у друзей Борисковых была дочка Катя. Всегда перед глазами был ее укоряющий пример, поскольку в жизни она действительно выбилась. А всего-то была чуть старше Лизы. Но она с раннего детства была очень талантливой девочкой. Возможно, тут сыграло роль некоторое стечение обстоятельств: во-первых, ее папа сам был пианист и к тому же еще получилось удачное смешение кровей – русской с еврейской и еще с осетинской кровью – так что талант играть на фортепиано проявился у нее с самого раннего возраста – кажется, лет с пяти, что всегда вызывало у взрослых невероятный восторг и чувство умиления, когда они видели, как такая маленькая девочка так уверенно бьет по клавишам своими крохотными пальчиками. Катя бойко играла на рояле чуть ли не в том же самом возрасте, когда и сам Моцарт начал играть и сочинять пьесы. Понятно, что когда двухлетний ребенок говорит какую-нибудь более или менее осмысленную фразу или может прибавить к двум два всем вокруг тут же кажется, что это будущий гений. То же касается игры на фортепиано. Однако довольно скоро такое умение вдруг уравнивается, и весь талант оказывается только некоторым опережением развития сверстников при определенном напоре родителей. В двадцать три года такое умение уже было более чем обычным, так играли многие. Однако имя ее еще оставалось на слуху, и именно это давало Кате некоторое преимущество. В то же время требовалась существенная поддержка и, прежде всего, материальная и рекламная. И тут в ее жизни появился некий сорокапятилетний ювелир-богач, который попросту предложил молодой пианистке содержание. Суть предложения была простая: я помогаю тебе раскрутиться, спонсирую твои выступления, тебя лично, а в обмен на это я имею тебя, когда захочу. В нем была очень мощная воля движения вперед, и эта воля была действительно могучей, он бился, пробивался в жизни, и эта воля решала все. Он шел, говорил с людьми, настаивал, если нужно платил, и у него все всегда получалось. Все вокруг поддавалось его напору. Он не работал ни на кого, кроме себя, и никогда никого не боялся. Он был весь в шрамах. Он жестко поддерживал имидж настоящего мужчины, и сами женщины ответно клевали на этот посыл. Он так себя ощущал, всегда что-то себе упорно доказывая. Пожалуй, жена его законная не могла бы сказать, повезло ли ей в жизни или нет. Жили они очень богато, у нее было все, но она его страшно боялась. Он внушал ей ужас, хотя она никогда и никому бы в этом не призналась. Он мог быть бесконечно ласков, заботлив, часто дарил цветы и все такое, но мог тут же и в глаз дать и почти открыто ей изменить. Это было частью его невероятно целостной натуры. И она тоже, насколько могла, поддерживала этот имидж: никогда не работала, потому что в представлении мужа было, что женщина работать не должна, а обязана сидеть дома и заниматься детьми, хозяйством и ублажать своего мужа. А мужчина обязан обеспечивать семью. По сути это был действительно на зависть цельный человек. Он и стал богатым, создав свое дело с нуля, минуя или, чаще всего, сметая все препятствия, встававшие на его пути. Впрочем, и у него бывали осечки. Как-то в ночном клубе он полез драться с мужиком, который случайно заговорил с его женой. Тот поначалу несколько опешил, но бить себя не дал, поскольку был мастером спорта по боксу, и уложил ювелира с одного удара. Кстати, жена поверженного, видя растерянные глаза мужа, ощутила глубокое удовлетворение. А молодая пианистка после его предложения даже ничего говорить не стала, а просто сбежала – по сути, он ей вовсе не понравился как мужчина. Потом ювелир куда-то из Питера исчез, говорили, что уехал за границу, где тоже наладил бизнес и купил дом.

Всегда, как только Борисков начинал думать о Лизе, настроение у него портилось тут же напрочь. Чтобы отвлечься, он включил телевизор и стал пить чай с пряниками. Виктоша, чуть посидев с ним, пошла в ванную, и Борисков остался в комнате один. Он услышал, как с хлопком вспыхнул газ в нагревательной колонке. Тогда он встал и, достав из кармана куртки связку ключей, зашел за печку, которая занимала в их комнате целый угол.

Надо сказать, что у Борискова тоже была своя тайна. В рождественские каникулы он затеял делать ремонт стены за печкой (по какой-то причине от нее отвалились сразу несколько изразцов), снял со стены шатающуюся изразец и вдруг с изумлением обнаружил под ней маленькую железную дверцу и в ней замочную скважину. Что-то типа вделанного сейфа. По большому счету тайник был никакой. При обычном тщательном обыске его бы обязательно нашли, просто простучав стены.

У певицы Лидии Руслановой, говорят, тайник с драгоценностями был под печкой и то его чекисты нашли. Ключа от дверцы, конечно же, не было.

Выламывать стальную пластину было бы сложно и неудобно. Все разворотишь, а вдруг там ничего не окажется. Он снова закрыл плиткой проем, прилепив ее на пластилин.