Врачу, исцелись сам!

"Надо расставаться. Пора", – подумал он. Решение было простое и вполне разумное, можно сказать, созревшее, но вслед за этим в душе его вдруг образовалась пустота, как будто разверзлась черная яма.

Смысл его существования, по крайней мере, на какое-то время, был потерян. Они расстались. Еще один последний раз встретились. С трудом уговорил ее зайти перекусить. Сели в кафе. Она явно спешила, постоянно посматривала на часы. Стал ей что-то такое плести, мол, что она-то и есть его настоящая любовь, данная ему Богом и звездами!

Ей это показалось смешным: "Господи, какая чушь!" Никаких чувств к

Борискову она в этот момент совершенно не испытывала. Даже раздражения и то не ощущала. Вообще ничего. Да, были когда-то близки, – ну и что? Это все уже прошло. Как говориться "ушла любовь, завяли помидоры".

– Что дальше будешь делать? – явно скучая, чуть не зевая, спросила

Софья.

– Уезжаю.

Пауза.

– Куда, если не секрет?

– В Америку.

Пауза.

– Надолго?

– Навсегда.

Опять наступила пауза. Сказать больше было нечего. Ни ей, ни ему.

Подходящих слов не было. Все было уже сказано раньше. Он встал.

– Ну, пока!

– Пока.

Она только едва кивнула и снова посмотрела на часы.

Он пошел прочь и, хотя не хотел оглядываться, все же оглянулся. Он тогда ушел, не оборачиваясь, боясь сорваться и по-детски заплакать.

Она посмотрела ему вслед, пожала плечами, подумала: "Господи, до чего же он мне надоел!"

Больше они никогда не виделись. Ощущение после такого нелепого прощания было странное и ужасное. Будто стоял поздней осенью над обрывом. Ему будто дунуло в лицо холодным ветром из мозглявого ноября с его ранними сумерками и бесконечными назойливыми дождями. И действительно, когда он входил в свой двор, пронзительный ветер в грязной подворотне, как кулаком, ударил ему в лицо, заслезились глаза. А ведь до этого дня еще оставалась крохотная надежда, но теперь она ушла. Любовь закончилась. Огонь, все это время гревший

Борискова изнутри, вдруг погас, – да так внезапно, что как будто даже зашипело – словно залитый водой костер.

Потом он узнал (просто просчитал по срокам), что она в это время уже была беременна. Ему однажды сказали, что она родила, и это было через семь месяцев после их прощания. Кстати, сообщила ему об этом, и с удовольствием, одна их общая знакомая. Она говорила и внимательно наблюдала за выражением лица Борискова – ей было по-женски интересно, как он на это среагирует. До этого они просто болтали о чем-то незначащем, но когда Борисков узнал о Софье, он дальше не смог и слова из себя выдавить. Он испытал настоящую душевную боль. Хотя, в общем-то, дело, казалось бы, самое радостное и великое: родился ребенок. Довольно, надо сказать, любопытное ощущение, когда внезапно узнаешь, что твоя любимая женщина родила ребенка не от тебя. До этого все-таки была какая-то очень маленькая, но надежда, что она однажды позвонит и вернется. Он каждый телефонный звонок ждал, что это от нее. И знал, что уже все, но все равно что-то внутри ждало. В нем еще жило какое-то детское ожидание чуда. И вдруг облом. Примерно такое же чувство, наверно, испытали ребята-комсомольцы из романа "Как закалялась сталь", строившие железную дорогу, когда им сказали, что, мол, смены не будет. Потом, еще через сколько-то лет, эта же самая подруга опять встретила

Борискова и тут же сообщила ему, что у Софьи уже двое детей, и что муж у нее очень хорошо зарабатывает, и что у них большая трехкомнатная квартира, дача и новая машина "Опель"-минивэн. И опять она с интересом наблюдала за реакцией Борискова. А что было сказать:

Софье повезло, счастья и удачи ей. Что ж, у Борискова тогда был выбор, он мог остаться с Софьей, но сам отказался от нее. Кроме того, Софья тогда повлияла еще на один важный эпизод его жизни. Как раз в то самое смутное для него время ему вдруг предложили поступить в очную аспирантуру – внезапно появилась вакансия. Конечно, на какое-то время была потеря в деньгах, но профессор Самсыгин, бывший тогда заведующим кафедрой, после защиты предлагал Борискову место ассистента. Тут были перспективы, но Борисков, занятый своими личными переживаниями, тогда отказался. Место тут же и заняли, да еще и приходили Борискова благодарить за то, что уступил. Потом был эпизод, когда ему предложили войти в перспективный бизнес. Нужно было немного рискнуть, сделать усилия, но Борисков и тогда отказался, а теперь те ребята были уже очень богатыми людьми.

Все это было подобно долгой и мучительной душевной болезни. Он наверно не менее, чем полгода пребывал в состоянии депрессии, и даже пил таблетки, пока вдруг не встретил Киру. И тогда он понял, что любовь просто так никуда не девается. И лекарство от любви существует только одно – это новая любовь. Кире было всего двадцать лет. Она работала на картонной фабрике, а он подрабатывал там в медсанчасти два раза в неделю. Неизвестно, каким ветром занесло ее туда, наверное, по знакомству, но платили там действительно хорошо.