Враг Геббельса № 3

И рядом: «Мне грустно и легко. / Печаль моя светла. / Мне грустно оттого, / Что я люблю тебя. / Тебя, тебя одну…». Это, если так можно выразиться, Пушкин в авторской редакции. Мы должны помнить, что записи делались глубокой ночью, после тяжелейшего редакционного дня, а то еще и после дежурства на крыше под падающими окрест немецкими зажигательными бомбами. Но в силе чувств этот текст не уступает стансам великого поэта.

Новый рисунок: беззаботная пара, где-то в предгорьях кормящая буйволицу. И короткая запись:

«От нестерпимой жары и соленого запаха моря пассажиры немного одурели. На автобусном привале в Псырцхе разбрелись кто куда. Вот тут-то, на шоссе мы и встретились с этой буйволицей.

Нам было хорошо. Мы были счастливы.

Причина нашего счастья выглядела необычайно. Это – глаза буйволицы. Глаза ярко-голубого цвета, с ресницами как занавески и черными узкими кошачьими зрачками.

Ты ведь на всю жизнь запомнила эту буйволицу, правда, дорогая?

Мы ехали в Синоп».

А вот другое воспоминание на той же лирической волне:

«Помнишь, дорогая, ты ждала меня в Тифлисе? Я ехал по Военно-грузинской дороге. Шофер был отчаянный грузин. Щель в радиаторе, на которую он махнул рукой еще во Владикавказе, превратилась в здоровенную дыру. Не обращая внимания на крутые повороты, он несся от ручейка к ручейку, а между ними, завидя очередного пастуха, отбирал у него глиняный кувшин и лил холодную воду в раскаленный, дымящийся радиатор. Бешеная гонка, с долгими синкопами. Мой спутник – летчик, уверял, что шофер всех нас угробит… На перевале было холодно. Я отдал плащ жене летчика. Ущелья и скалы, мосты и руины мелькали по сторонам, и только белая вершина Казбека неотступно следовала за нами. Это была хорошая поездка».

И – полосный рисунок с несущимся по краю пропасти ландо.

Еще одна зарисовка – и художественная, и текстовая – тоже связана с кавказскими дорогами, но относится к холостяцкому периоду жизни Александра.