Враг мой: Сокол для Феникса. Часть 1

Кузнец вселял благоговейный страх и уважение. Они были неприкосновенной кастой. Считалось, что они могли выковать не только мечи, инструменты, но и судьбу. Иногда даже к кузнецу приходили крестьяне с просьбой вылечить болезни. Вот и Громыхало был не только мастером на все руки, но мужиком слова. Не было ни одного селянина, кто бы плохо отозвался о Громыхало Митятиче. Впрочем, как и о сыне его — Иванко. Он в батьку пошел. И статью, и силой, и человеческими качествами, а вот лицом многое от мамки унаследовал. Марья Ефимовна — хрупкая женщина, с тонкими чертами, светлыми волосами и голубыми глазами. Хозяюшкой была прилежной, домовитой и работящей. И только одно ее в жизни огорчало, и то по слухам тех же местных, что деток окромя Иванко им с Громыхало боги больше не дали.

Батька только вытащил клещами горячую заготовку из печи, положил ее на наковальню и тюкнул молоточком, придавая форму пока еще пластичному железу. Иванко в точности повторил движение отца, огромным молотом-кувалдой ударив в то место, куда указал Громыхало. Накачанные мышцы паренька вздулись, по мускулистой спине ручьями бежал пот, а Любава слушала музыку кузни… и влюблялась в белобрысого, слегка курносого Иванко.

Дзинь-бом — какие у него голубые глаза в обрамлении длинных ресниц!

Дзинь-бом — ровная линия лба, нос, плавность сжатых губ.

Дзинь-бом — сильные, крепкие, длинные руки.

Дзинь-бом — серьезен, внимателен…

Дзинь-бом — он прекрасен в работе.

— Тебе чего? — из омута девичьих грез вырвал недовольный голос Иванко. Митятич прищурил глаз и усмехнулся: — По делу, аль опять чего учудила?

Любава сглотнула и потупилась:

— По делу…

— Сын, зачем смущаешь княжну? — забасил Громыхало, оттирая грязной тряпкой лоб. — Проходи, Любавушка, — расплылся широченной улыбкой в усы, — раз уж пришла. Сейчас Иванко тебе выкует какою-нибудь безделицу.

— Зачем мне безделица? — нахмурилась княжна. — Мне подковы для Буяна надобны.

Громыхало Митятич хмыкнул:

— Делова не по годам, красавица! — Задумчиво покосился на сына и опять на Любаву: — Пить хочешь?

Княжна смущенно кивнула, стараясь не пялиться на полуголого Иванко, ведь он, в отличие от отца, был без рубахи под передник.

Громыхало кивком сына отправил за водой, а сам в мешочек холщовый подковы складывать принялся. Обычно так давал, но видать не доверял сорвиголова-девице, пусть и младшей княжне рода Добродских.

— На, — протянул глиняную чашку Иванко, не сводя насмешливых глаз.

— Спасибо, — Любава хотела было взять, даже коснулась поверхности, как пальцы скользнули, да по пальцам Митятича мазнули. Отдернула руку, будто огнем обожглась. Вытаращилась испуганно на парнишку, краской предательской заливаясь, а потом от обиды, что повела себя, как дура, выхватила зло чашку и с жадностью припала к краю.

— Во как горло просушило, — ободряюще кивнул Громыхало, и вновь на сына зыркнул, но уже хмуро: — Ну-ка, неси амулет, который вчера мы с тобой отлили, — затянул покрепче мешочек, да княжне всучил. — Не потеряй!

— Спасибо, — благодарно кивнула Любава, и с ожиданием на Иванко уставилась. Уж очень хотелось увидеть, что такое кузнецы за амулет сотворили.

— Бать? — чуть настороженно протянул Митятич, но наткнувшись на категоричный взгляд родителя, послушно двинулся в дальний угол кузницы, где на полках ютились разные вещи, да на стенах утварь всякая была подвешена.

— Держи, — Иванко в руку вложил прохладную подвеску с кожаным шнурком. Любава непонимающе уставилась на серебряный амулет — овальный, с рунами, а посреди камень выпуклый.

— Соколиный глаз, — пояснил Иванко.

— А руны что значат?

— Что Сокол за тобой следит, оберегает как свою… птицу Феникс.

Любава с еще большим недоумением стала рассматривать амулет.

Иванко воздел глаза к небу, мол, ну сколько можно. Махом забрал подарок и повязал на девичьей шее.

— Не снимай его, — тихо и наставительно. — Амулет заколдованный! — вот теперь его губы дрогнули в очаровательной улыбке, — не потеряешь — принесет удачу в любви…

— Иванко! — недовольно окликнул сына Громыхало. — Не морочь княжне голову.

Но слово — не воробей… Уже было сказано. И Любава поверила, как поверила голубым смеющимся глазам, проказливо изогнутому рту, таинственно шепнувшему:

— Сегодня вечером игра намечена. «Дружина-разбойники»… Обязательно возьму бесстрашную птичку в свою команду.

Сердце затопила блаженная нега, в голове кроме сладкой чепухи ничего больше не задержалось. И уже вечером Любава стояла и внимательно слушала правила игры, в которую ее никогда не брали. Мужское дело, да и девицы все как одна — медленные, глупые, неповоротливые, плаксивые…

Впервые ей позволили быть частью команды, и это была полностью заслуга Иванко. В глазах княжны Митятич сиял не хуже начищенного медного таза.

Потому только услыхала: «Любава с нами!» — и все остальное уже было неважно. Хлопала восторженно глазищами и точно знала, что никто не посмеет возразить Иванко и даже недовольного взгляда никто не бросит.

Как и следовало ожидать, остальные кивнули удрученно, понимая, какой обузой обзавелись.