Враг мой: Сокол для Феникса. Часть 1

— Любав, — Иванко чуть притормозил княжну за плечо, когда она собиралась найти место укрытия. Заглянул лучистыми глазами в ее: — Прятаться можно вот до тех столбов, видишь? — коротко указал на два огромных каменных изваяния. Поговаривали, что появились они в старо-давние время — подарок от самих богов культа забытого за дела их нехорошие. И теперь только ветер ведал тайну тех столбов, заунывно протягивая песни меж ними.

— Переходить границу нельзя! — жест перстом, но не сурово, а скорее так, будто волновался, кабы с княжной чего не приключилось недоброго. Любава прикусила губу и рьяно кивнула. — И это… — вновь заставило повернуться, — ежели кто обидит, — глаза в глаза, — ты только кликни, я им… — и Иванко кулаком увесистым качнул, грозя неизвестному обидчику.

Такое тепло разлилось в груди Любавы, что сама от себя не ожидая, порывисто обняла вмиг застывшего Иванко, а потом устыдилась несдержанности своей и в кусты юркнула, прячась.

Правда, обнаружили ее дружинники первой, уж очень ярко отливала почти красным цветом понева княжны. Она ж… принарядилась для кузнеца, глаз хотела порадовать.

Потому Любава рванула из укрытия со всех ног, боясь подвести команду, а дружинники, улюлюкая, подгоняли следом. Притопила так, что не заметила, как отстали от нее мальчишки. Лишь грохот сердца слушала, да ветер, бьющий в лицо.

Как оказалась на верхушке самого высокого каменного столба — не поняла. Вот только залезть — залезла, поймать — не поймали, а спуститься княжна уже не могла.

С нескрываемым ужасом таращилась вниз, судорожно цепляясь руками и ногами за холодный камень, ненасытно забирающий тепло княжны.

— Ого, — раздался девичий хохоток со стороны. Любава испуганно метнула взгляд на девицу примерно ее возраста. Новенькая в землях батюшки. С отцом своим, боярином, Степаном Радеевичем, прибыла из дальнего княжества, потому чуть отличалась от местных. Темным отливом волос, зеленью глаз, прямым носом. — Высоко сидишь, далеко глядишь, — прыснула боярыня, сгибаясь пополам.

— Далече некоторых, — насупилась Любава, взглядом обшарив округу. Увидала, что мальчишки подбирались, крадучись, но не к ней, а к одному из своих, продолжая играть в «дружинных и разбойников». И до того обидно стало, и за себя и за глупость ситуации, что сузила глаза: — Далече настолько, что вижу, как медведь бурый за спиной твоей крадется. Вот-вот на полянку выскочит и кивнула для убедительности.

Ахнула боярышня-насмешница, обернулась, косами по воздуху взметнув. И тут, как на руку, Добротко, толстяк-отрок, с рыком на Витяську-тощатика накинулся, в капкан рук ловя.

Рыку Добротко вторил визг наглой боярышни. Девица с такой расторопностью на соседний столб взобралась, что Любава от удивления едва не свалилась со своего.

Уставились друг на друга, жадно воздух глотая, а затем расхохотались над дуростью обеих.

— И что, не было бурого? — только чуть успокоились девицы, принялась озираться боярышня.

— Неа, — мотнула головой Любава.

— Ну дала, — крякнула девица. — Развела… стало быть.

— Угу, развела, — поддакнула княжна.

— Ладно, — поджала губы боярышня. — Давай спускаться что ли…

— Давай, — улыбнулась Любава, но даже не шелохнулась, ожидая прыти от незнакомки.

Девица глянула вниз, втянула воздух поглубже:

— Не могу, — выдохнула так, будто спрыгнуть собиралась… мыслями сиганула, а бренное тело на месте осталось.

— Во-во, — поддакнула понимающе Любава.

— Эй, красно-девицы, — насмешливо посматривая на Любаву и боярышню, Иванко в окружении нескольких мальчишек спокойно приблизился к столбам, — и долго вы там сидеть будете? Слезайте! — мотнул головой.

Девчонки угрюмо переглянулись и тяжко вздохнули:

— Не можем, — хором получилось, отчего княжна и боярышня вновь уставились друг на друга. — Мы — боимся!.. — признались стыдливо.

Вот тогда Любава и узнала, насколько богат язык Иванко. До сего момента она свято верила в его удивительное умение говорить не как простые холопы, а воспитанно, заменяя бранные слова более мягкими… Но чего нельзя не отдать — его не портило сие познание, а как он уместно применял каждое… Прям заслушалась — уж очень ярко звучало и красочно.

— Курицы безмозглые, — чертыхнулся напоследок от бессилия.

Любава губы обиженно поджала и гордо подбородок вздернула:

— Сам такой! Гусь неощипанный!

— Пф! — хрюкнула боярышня, но так резво, что тотчас взвизгнула, чуть не рухнув со столба.

Иванко еще что-то желал бросить в ответ, но лишь раздосадованно отмахнулся.

— И че делать? — нахмурился Добротко, нарушив повисшее молчание.

— За лестницей сбегать? — предположил осторожно Гаврилка.

— Угу, — скривился Афоня. — Покуда дотащишь, ночь наступит…

— Да и как незаметно уволочь? — поддакнул Радька. — Кто увидит — вопросов не оберемся.

— Во-во, — Борила зло метнул взгляд на девиц. — А как прознают, что младшая княжна на столбу сиднем высиживает — огребем — мамка не горюй!

— Так, — почесал затылок Митятич, — сам за каждой полезу, — рассудил задумчиво и тут же девицам: — Руками меня не хватать, не мельтешить и молчать! — грозно и пальцем на каждую. — Первую буду снимать тебя, ткнул на боярышню.