Но вера его – за последний день пошатнулась. И сильно.
В джамаате сложно что-либо скрыть, всё и всегда на виду. И все в принципе знали о том, что сначала – Шамиль привел амира и еще одного брата туда, где его ждал отец – и они убили его. А потом – когда Шамиль попал в руки русистов – убили и самого Шамиля. Это тоже сделали амир и Нурулла – хотя во втором то случае, они могли освободить его, а не убивать.
И вот тут то у него возникли сомнения.
Честь? А какая это честь – убивать своих? Он бывал в Чечне – там жили его родственники, он по деду был чеченцем – и знал, что в Чечне каждая десятая женщина – вдова и много инвалидов. И что чеченцев – до сих пор меньше, чем было до войны.
А что если и с аварцами – будет так же?
Он слышал, как Нурулла рассказывает о том, как он зарезал предателя. Нурулла был русский – а зарезал он чеченца и мусульманина с рождения. Относительно которого не было никакого суда, ни шариатского, никакого иного, никто не доказал то, что он предатель, никто не осудил его по законам шариата к смерти – но они его убили. И сына его убили – хотя он точно не был ни в чем виноват, он был виноват лишь в том, что попал в руки русистов.
Но они его убили. И это что – правильно?
Чему они радуются? Тому, что они убили мусульманина, а потом и брата, который делил с ними хлеб и который встал на джихад?
Если им так просто убить…
Что будет с его республикой, что будет с его народом? Он уже слышал, как говорили, что не надо учить аварский, это все ч’анда. Надо учить арабский, потому что это язык братьев и потому что на нем говорил сам Пророк Мухаммед, Салаху алейхи уассалям. А как же их родной аварский? Ведь не будет языка – не будет и народа…
Он слышал, как говорили, что старики делают бида’а, когда выполняют обычаи и традиции своего народа, что все, чего нет в шариате, является харам (запретным), а следование каким-то национальным традициям делает человека язычником и выводит его из ислама. Он понимающе кивал, а потом подумал – а что если они вырежут и их стариков тоже?
Он слышал, что женщины его народа, которые смеют ходить без паранджи – проститутки и их надо пороть. А у него были две сестры. А что если они убьют и их тоже?
Что тогда останется от его народа?
Об этом – он думал всю ночь. И не спал.
А потом они ехали по Москве. И мешок, в котором было его ружье – был тяжелым, как гора камней…
Рядом с ним, сидел брат, который тоже был русским, но взял мусульманское имя. И он шепотом спросил его – брат, а что если там будут мусульмане? Как же мы оправдаемся перед Аллахом, убив мусульман?
А брат засмеялся и сказал – мы всех принесем Аллаху, а том решит, кто мусульманин – тому рай как шахиду, а кто неверный – тому адское пламя…
Потом – кто-то из братьев достал мешочек и бумагу – а в мешочке была анаша. Он свернул косяк, затянулся сам, потом пустил по рукам братьев. А амир, который правил машиной – не обернулся и не сказал, что это харам, как он говорил до этого, что они оскверняют свои тела запретным. Может быть, забыл…
Братья – смеялись и курили анашу, а потом один из них толкнул его в бок и сказал – давай. А он покачал головой, сказал «харам» и анашу передали дальше. Потом – одного косяка оказалось мало, и они выкурили и второй косяк анаши. Пряный дым веселья и предстоящей крови, большой крови – витал по грузовому отсеку машины …
– Подъезжаем… – сказал кто-то.
Тихие улочки старой Москвы, узкие, извилистые, загадочные. Заставленные машинами…
Он учился для того, чтобы лечить людей. Но теперь – он должен убивать людей.
Правильно ли это?
Амир говорил о джихаде, о том, как они устрашат неверных своим мужеством и своим отречением от мира живых, а Абделсалам слушал и не слышал его…
Его тело отягощал разгрузочный жилет, набитый ружейными магазинами, он же мог служить и бронежилетом – если не против автоматных пуль, то против пистолетных – точно. У него был шлем, который он должен бы одеть на голову, когда все начнется, и у него была большая сумка. В сумке – Вепрь -12 и патроны к нему. Мощное, тяжелое ружье, для шквального огня с близкого расстояния. Настоящее оружие боевика.
Не врача. Не того, кто давал клятву Гиппократа, клялся помогать людям…
– Пошли.
Повинуясь команде – он вышел из фургона вслед за остальными. Город – был перед ним: тротуар с обертками, билетами, которые не успели убрать, тумбы с рекламой шоколада и какого-то нового американского блокбастера, нескончаемый поток машин, сигналящих, ищущих место для парковки. Какой-то экскурсовод – собирал людей в автобус на экскурсию по Москве, говорил что-то в мегафон…