– А! Я понимаю! Вы потомственный дворянин, а я только крестьянин Харьковской губернии. Гонор, видите ли, не позволяет!
– Нет, не потому. Но драться на дуэли с вами я не буду.
– А, вы – поэт, признанный всей эмиграцией, а я только газетный хроникёр. Поэтому?
– Нет, не поэтому. Отстаньте.
– Но почему?! Почему?! – вне себя от ярости закричал Бочков.
– Я убегу, – сонно пожевал губами Смелов.
Задребезжал телефон. Полунин взял трубку. Говорил знакомый из Нового города. Говорил дрожащим голосом:
– Вдоль Большого проспекта посвистывают пули. Говорят, что японцы подходят со стороны Интендантского разъезда. С рассветом они пойдут в атаку на город.
Полунин повесил трубку.
– Господа! – взволнованно сказал он Смелову и Бочкову. – Японцы у Интендантского разъезда! Завтра они будут в городе. На рассвете атака, бой…
Смелов усмехнулся:
– С кем я не иду сейчас в долю, так это с большевиками. Японцы придут, товарищам невесело будет.
Эта мысль была мыслью всей харбинской эмиграции: с приходом японцев ждали начала энергичной борьбы с большевизмом.
Около десяти часов вечера, когда прекращалось всякое движение по городу, в редакцию неожиданно пришёл японец Отохаси, корреспондент большой осакской газеты.
Появление японца ночью, когда и русские опасались высовывать нос на улицу, поразило всех в редакции и испугало. В это тревожное время, когда в городе была масса китайских войск, готовящихся отражать японские атаки, такой визит мог кончиться очень печально и для Отохаси, и для состава ночующих в редакции сотрудников, если бы китайцы узнали об этом.
Полунин позвонил редактору по телефону и сообщил, что в редакции находится японец.
– Попросите его уйти. Вызовите машину и отправьте его в японский район. Иначе китайцы вас всех, вместе с ним, перебьют. Мы находимся почти в осаждённом городе. Он должен понимать это.
Отохаси хорошо говорил по-русски. Полунин передал ему всё, что сказал редактор. Японец усмехнулся.
– Ну, что ж, я уйду. Но если китайцы меня убьют на улице, это останется на ответственности вашей газеты. Едва ли это можно назвать хорошим гостеприимством.
Положение создавалось пренеприятное. Полунин снова позвонил редактору:
– Мы не можем отправить Отохаси на смерть: его убьют на улице.
– А если и вас убьют вместе с ним?
– Если будет опасность, мы его спрячем. Я не могу его выпроводить на улицу, на гибель.
– Ну, как знаете. Будьте осторожны.
Опасность была в том, что среди служащих типографии были китайцы, которые, увидя японца, могли донести в штаб Дын Чао, и тогда была возможна трагедия. Полунин спрятал Отохаси в самую заднюю комнату и просил его не выходить оттуда.
– Зачем вы вообще пришли? Вы же знаете наше бесправное эмигрантское положение… Зачем же ставить нас в такое ужасное положение?
– Так уж суждено, – усмехнулся Отохаси, – что совпадают наши пути в общей борьбе с коммунизмом. Ведь это только первый этап в борьбе. Мы пойдём вместе дальше по пути этой борьбы – японцы и эмиграция. А конкретно я пришёл вот почему. У вас центральное и очень удобное положение. Утром за мной заедет сюда, к вам, автомобиль и я поеду встречать наступающие японские войска. Если хотите, поедем. Посмотрите наши войска.
– Да я уже с ними встречался, – улыбнулся Полунин. – Вместе когда-то действовали в Амурской области.
– Ну, вот. Встретите старых друзей.
На рассвете автомобиль с русским шофером взял Отохаси и Полунина и повёз их сначала в японский район города. В это время у Интендантского разъезда уже шёл бой китайцев с наступающими японскими войсками. Японские аэропланы – огромные «Айкоку» – жестоко долбили китайские позиции. Клубы бурого дыма чернили ясное февральское небо. От Интендантского разъезда слышалась дробь ружейной перестрелки, машинная строчка пулемётов и редкие орудийные выстрелы.
Главная артерия Харбина – Китайская улица – опустела, все попрятались. Магазины закрыли свои витрины железными и деревянными ставнями и досками, боясь выступления черни и грабежей. На углах, как всегда, стояли полицейские-китайцы – растерянные, перепуганные, готовые бежать при первом признаке опасности. На крышах высоких домов, не боясь шальных пуль, густо чернели толпы зевак – главным образом, русских мальчишек. С крыш было хорошо видно, как японские аэропланы ныряли из голубого неба к постройкам Интендантского разъезда, где укрепились кое-как китайцы. Аэропланы взмывали снова к небу – и снизу поднимались к небу клубы жёлтого и бурого дыма, а затем доносился глухой грохот взрывов.