Враги

Однажды в редакцию «Сигнала» пришёл Отохаси, с которым Полунин встречал японские войска. Корреспондент привёл с собой худого, высокого, молодого японца, с умными, чёрными глазами за стёклами больших американских очков.

– Вот, господин Полунин, – сказал Отохаси, – привёл к вам познакомиться японца, который чрезвычайно интересуется всем русским, а Толстого знает чуть не наизусть.

Японец поклонился.

– Моя фамилия Морита.

Полунин пожал ему руку.

– Садитесь. Очень рад видеть японца, который интересуется Россией. Вы филолог?

– Нет, юрист. Я недавно окончил юридический факультет в Токио. Но параллельно я изучал русский язык, историю, литературу.

Морита говорил по-русски без малейшего акцента. Полунину сразу понравилось умное, открытое, чуть болезненное лицо юноши.

– Вы отлично говорите по-русски.

– Это комплимент? Нет? Тогда очень рад. Было бы очень досадно затратить столько времени на ваш трудный язык – и не уметь более или менее правильно говорить на нём.

– Вы приехали в Маньчжу-Го как турист? – спросил Полунин.

– Почти. Хочу посмотреть, познакомиться со страной. Может быть, начну здесь применять свои юридические познания. У меня ещё нет никакой практики.

– Я думаю, что Маньчжу-Го – широкое поле для всякого интеллигентного человека. Маньчжурия – страна, бедная культурными силами.

Японец согласно кивнул головой.

– Что, собственно, побудило вас так заинтересоваться Россией? – снова спросил Полунин.

– О, на это были особые причины, – сказал Морита. – Как бы это вам объяснить? Русские… собственно, не русские, а большевики… отняли у меня отца, когда я был ещё мальчиком.

– Как это? – удивился Полунин.

– Мой отец был офицером и состоял в гарнизоне Николаевска, когда туда пришёл Тряпицын со своими партизанами. Вы, конечно, знаете эту трагедию. Мой отец был убит в числе прочих японцев. Мне тогда было двенадцать лет. Я остался с матерью, и нам было нелегко жить. Невольно всё моё внимание было приковано с детских лет ко всему русскому. Пока я не разобрался во всех русских вопросах, я ненавидел Россию.

– Ну, а теперь? – улыбнулся Полунин.

– Теперь я понял ту трагедию, которую переживает русский народ, понял его душу и вижу, что не так уж он виноват. Виноваты те, кто тащат его по дороге большевизма. Большевизм – великое зло, которое может сделать со всеми странами то же, что оно сделало с Россией. Осознав это, я подумал, что борьбе с большевизмом можно отдать всю свою жизнь, как это сделал швейцарский адвокат Обер, защитник вашего русского героя Конради.

– Ах, вон что! – снова улыбнулся Полунин. – Задача благородная, которую мы, эмигранты, можем только приветствовать. По-видимому, иностранцы понемногу начинают понимать, что такое коммунизм, начинают прислушиваться к тому, что мы талдычим вот уже лет пятнадцать в своих эмигрантских газетах, книгах, в речах, в декларациях, всюду и везде.

– К сожалению, вас всё же мало слушают и ваш опыт и знание большевизма не применяют. Но теперь всё это, вероятно, пригодится Японии.

– Вы думаете, что она начнёт борьбу?

– Я не могу говорить от лица Японии. Но моё личное мнение, что борьба неизбежна. Волею исторической судьбы Япония приблизилась к СССР. Неужели вы думаете, что эти два мира, две взаимно исключающие друг друга политические системы – империя и диктатура пролетариата – могут мирно ужиться? Я не верю этому.

– Я тоже.

Морита протёр стёкла очков и улыбнулся.

– Вероятно, вы удивлены, что я так откровенен. Ведь о нас, об японцах, говорят, что мы люди скрытные. А тут вдруг я разоткровенничался с вами, человеком другой расы, человеком, которого вижу в первый раз в жизни. Странно, правда? Но причин этому две: во-первых, к эмигрантам у нас другое отношение, мы считаем вас своими естественными союзниками в борьбе с большевизмом; во-вторых, о вас лично мне много говорил Отохаси-сан, который любезно согласился познакомить меня с вами. Он рассказал мне, что в Благовещенске большевики убили вашего отца. Моего отца, капитана Морита, они убили в Николаевске. Ваш отец убит в 1919 году – и мой тоже. Разница только в том, что вы были значительно старше меня – и уже тогда испытали сладость борьбы с большевиками, а я только теперь готовлюсь к ней.

– Да, – живо сказал Полунин, – я слушаю вас с огромным интересом. Действительно, между нами есть крепкая связь. Николаевскую трагедию, во время которой погиб ваш отец, я знаю очень хорошо. Там убиты многие мои друзья и знакомые. Только вчера я был в гостях у одной дамы, у которой погибли в Николаевске ее муж, дочь и сын. Ее муж, некий Синцов, был другом моего отца. Как видите, мы все пострадали от большевиков – и теперь судьба свела нас в одном городе. Из нашего общего несчастья может родиться воля к борьбе, к победе.

– Так и будет, – встал со стула Морита и начал прощаться. – Я очень рад знакомству с вами. Конечно, вы понимаете, что наша беседа не для печати. Я не могу выражать мнения официальной Японии. Я – частное лицо, маленький человек. Но так настроенных людей у нас в Японии очень много. Я очень рад, что в вашем лице, господин Полунин, эти люди встретят верного союзника.