Вращая колесо Сансары

Короче, бессонная ночь мне была обеспечена. Я завидовал здоровому сну как супруги, так и тёщи, оставшейся у нас ночевать, – её громкое сопение было слышно даже из-за закрытой двери. А я пялился в окно, через открытую форточку которого в комнату вливался более-менее прохладный ночной воздух, и вслушивался в отдалённые звуки расстроенной гитары и довольно сносно голосящего дворового исполнителя. Мало того что гитара расстроена, так ещё и по соседям играет. Мой чуткий слух сразу уловил непопадание в лад. Такое ощущение, что поёт один, а аккомпанирует другой – напрочь лишённый музыкального слуха.

Эх, вот ведь ребятня – ни забот, ни хлопот. А я тут столько на себя взвалил, что как бы не надорваться. И в самом деле, как-то я резко ворвался в этот мир. Хиты десятками вываливаю, иной композитор и поэт-песенник за всю жизнь столько не насочиняют, сколько я за пять лет. Согласен, припёрся на готовенькое, всё уже сочинили за меня, ну или почти всё, всё ж таки кое-что своё я тоже подкидываю. Группы сколачиваю, фестивали провожу – мало, что ли? Опять же, в футбол вон попёрло… Удачное взаимодействие физических ресурсов арендованного тела и моих мозгов человека будущего. И титулы выигрываю практически без угрызений совести, потому что достаются они мне потом и кровью. Потому, что если вдруг и задыхаюсь к 90-й минуте, еле ползаю, получаю по ногам или локтем в физиономию, то всё это ощущает не какой-то Егор Мальцев, а Алексей Лозовой. И если меня вдруг собьёт машина (тьфу-тьфу), то она собьёт меня, и помирать, корчась на обочине, буду я.

Утром я решительно набрал номер Ряшенцева. Новоиспечённого члена исполкома УЕФА в кабинете не было, отсутствовал где-то по делам, дозвонился ему ближе к обеду.

– Николай Николаевич, как же это понимать?!

– Что ты имеешь в виду, Егор? – вкрадчиво поинтересовался Ряшенцев.

Вот ведь жук, ещё невинную овечку из себя строит. Ладно, а я буду изображать оскорблённого в самых лучших чувствах человека на грани истерики. Хотя я и на самом деле был недалёк от этого.

– Так ведь по вашему же указанию меня из сборной отчислили! Чем я провинился-то?! Пьяный под забором лежал и позорил честь комсомольца? Плохо играл? Прекословил тренерам?..

– Егор, подожди, не части. – Я буквально видел, как поморщился собеседник. – Никто тебя не обвиняет в пьянстве или плохой игре. Вообще, это не телефонный разговор.

– Хорошо, давайте встретимся.

На том конце провода повисла пауза. Затем раздался тяжёлый вздох.

– Ладно… Можешь подойти ко мне сегодня часам к пяти вечера?

– Думаю, да.

– Давай подходи, и предметно поговорим, а то чего воздух-то сотрясать…

Пришёл, сел напротив Ряшенцева, вопросительно глядя ему в глаза.

– Тут вот какое дело, Егор… Сигнал на тебя поступил.

– Сигнал? Что за сигнал, от кого?

– Сигнал о, скажем так, недостойном поведении советского спортсмена и комсомольца за рубежом. Вот, знакома тебе эта мадам?

И подсовывает мне фотку улыбающейся Хелен. Смотрю я на эту фотографию, а у самого внутри всё опускается. И хочется рвать на себе волосы и костерить себя последними словами.

– Вижу, что знакома. А почему я показываю тебе эту фотографию, не догадываешься? И тут, я вижу, в кассу. Вот и подумай, что к чему, сложи два плюс два.

И в его взгляде одновременно чудесным образом сочетаются осуждение, сочувствие и осознание собственного превосходства. А я сижу, опустив голову, понимая, что сам себя подвёл под монастырь. Blya, да было-то один раз, и то, можно сказать, по пьянке! Разболтала-таки Ленка или квартира находилась под наблюдением? Если второе, то почему только сейчас об этом стало известно? Или… Или было известно давно, но некто ждал подходящего момента? Но это должна быть секретная информация, или я уже просто ничего в этой жизни не понимаю.

– От Фурцевой подарочек? – твёрдо смотрю я Ряшенцеву в глаза.

Тут он начинает елозить в своём кресле, прячет глаза, шевелит губами, в общем, пребывает в состоянии некой растерянности. Ага, не ожидал от двадцатилетнего пацана такого вопроса? Правда, замешательство бывалого партаппаратчика длилось буквально секунды, и снова взгляд прямой, а губы упрямо поджаты. Сейчас ка-а-ак пошлёт меня куда подальше…

– Егор, не важно, что и от кого, а важно, что ты начудил с этой, – кивнул он на фото. – Молись Богу, чтобы эта гадкая история не вышла за пределы моего кабинета. А то ведь могут и комсомольское собрание устроить, исключить, так сказать, из рядов за поведение, недостойное будущего коммуниста. А там и из Союза композиторов могут коленом под зад дать, и радио с телевидением закрыть для Егора Мальцева. Будешь свои песни в стол писать. Я не говорю уже о том, какова будет реакция твоей супруги. По-дружески советую, – доверительно наклонился ко мне Ряшенцев и понизил голос, – ляг на дно, не рыпайся. Система ещё и не таких, как ты, съедала.