«Врата блаженства»

Одна женщина не могла владеть сердцем султана, это неправильно, к чему тогда гарем? Но вырвать ее из души Повелителя не удавалось. Оставалось одно – уничтожить!

Расправиться с беременной женщиной проще, чем с обычной. Любые болезни можно свалить на беременность.

Весна в том году пришла красивая, это вообще прекрасное время года, когда прекращают дуть холодные ветра, возрождаются людские надежды, кажется, что впереди только хорошее. Сулейман словно и не собирался уходить в поход, хотя к нему готовились. Никто не мог понять намерений Повелителя.

Первый поход был столь удачным, что все поверили в блестящее будущее Сулеймана как полководца. Война не бывает без жертв, каждый, кто идет в поход, понимает, что может не вернуться или остаться калекой, но, конечно, надеется на удачу, на то, что именно его минуют несчастья, смерть и раны, зато будет хорошая добыча.

У походов османских турок одна особенность, собственно, она одинакова для всех – воевать можно только в теплое время года, да и то не всегда, а только когда вышедшие из берегов реки вернутся в свои русла, а грязь подсохнет. Если выйти раньше, то лошади не смогут вытащить ноги из грязи, не то что тянуть тяжеленные пушки. А к пушкам после Мехмеда Фатиха у турок отношение особое, если бы не пушка, едва ли они смогли бы взять Константинополь раньше, чем его защитники вымерли бы от голода.

Не только лошадям трудно, каково янычарам в пешем строю топтать грязь, тем более, когда сверху льет и льет дождь, костры гаснут, обсохнуть нет возможности?

Но и зимой воевать невозможно, нечем кормить лошадей и людей тоже, холодно, невозможно согреться, а в снегах Европы особенно.

Потому для походов время только летом.

Именно потому в Стамбуле, где послов, кроме венецианских, и не было, многочисленные соглядатаи, числившиеся купцами, приглядывались к военным приготовлениям. Странные они в этом году. Султан словно собирался выступать, но не слишком торопился. Не спеша готовились янычары, зачем-то флот… Если флот, значит, море, но к чему тогда конница, ее не перевезешь… Вернее, перевезти-то можно, да только толку мало.

Но больше всего удивляла именно неспешность, наступил май, дороги подсохли не только в Турции, но по всему югу Европы, а Сулейман все не объявлял поход. В год восхождения на престол нынешнего Повелителя его отец султан Селим тоже протянул время и в поход так и не собрался, но тогда другое дело, подготовка шла трудно, средств не хватало, желающих присоединиться по своей воле не находилось.

Сулейману после его успеха в Белграде верили, войско почти собрано, а он не спешит… Что-то здесь не так.

По Стамбулу поползли слухи: это все его Хуррем виновата, она родить должна, вот Повелитель и ждет. Глупость, конечно, потому что никогда предстоящее рождение даже первенца никого не останавливало. Но болтливые языки нашли повод, за него зацепились, и понеслась глупая сплетня!

Особенно старался гарем, Хуррем почти ежедневно спрашивали, как еще надолго она задержит выступление в поход? Однажды, не выдержав, она спросила об этом у Сулеймана. Султан даже не сразу понял:

– Я не жду твоих родов, Хуррем, просто мне не нужно выступать рано, мы не в Европу пойдем.

Но не станешь же об этом кричать на каждом углу базара, и с минаретов не огласишь, болтовня продолжалась, и Хуррем, и сам Сулейман понимали, что чем больше будут наказывать за глупые сплетни, тем упорней они станут распространяться. Лучший выход не слушать.

– Да сохранит нас Аллах от недостатка пищи и от избытка слов!

Легко сказать, да трудно сделать. Бедная женщина старалась не показываться никому на глаза, уходила в дальний кешк сада, сидела там, слушая рассказы флорентийки о великих людях ее родины. С каждым днем Хуррем все лучше понимала речь Марии и все легче складывала сложные фразы сама.

Изабелла не присутствовала, она вообще не желала говорить, словно замкнув свои уста на замок, молча двигалась, что-то делала, но будто отсутствовала в этом мире. Зейнаб сказала, что у нее больна душа, и было принято решение удалить женщину от беременной Хуррем Султан. Хуррем хватало и Марии, та действительно была образованна, знала многих и многих, часами могла рассказывать об итальянских городах, об их красивых зданиях, фресках, о картинах, поэтах, часами читать стихи.

– Хуррем, мне кажется, судьба нарочно привела меня в этот дивный сад, чтобы я могла рассказать вам о не менее прекрасной земле – Италии.

Странная дружба кадины и рабыни тоже мало кому нравилась, но Повелитель не возражал, и остальные терпели, даже валиде и кизляр-ага, правда, не забывавший напомнить, что покупка второй рабыни оказалась просто потерей денег. Да и эта чем занимается – непонятно. Только языком мелет, как сорока, а еще говорят, что Хуррем не любит болтовню! Послушали бы…

Жизнь на грани смерти

В яркий день 23 джумада-аль-ахира 928 года хиджры (20 мая 1522 года) Хуррем вдруг почувствовала себя совсем плохо. В последние дни ее мучили сильные боли внутри, понять причину которых Зейнаб никак не могла. Вернее, догадывалась, но боялась озвучить.