Врата Мёртвого Дома

Она засмеялась, увидев, как старик в злобе откинул занавеску, отделяющую его угол от остальной комнаты, а затем неуклюже попытался вернуть ее за спиной на место. Через некоторое время нездоровый смех прошел, и Фелисин услышала, как историк с трудом взбирается на койку. «Я просто хотела тебя немного рассмешить, – подумала она, пытаясь хотя бы себе объяснить свое поведение. – Я вовсе не хотела, чтобы мой смех выглядел таким... грубым. Я не та, кем ты меня представляешь. Ведь не та...» Девушка подняла с пола нетронутую еду и положила ее на полку около камина.

Через час вернулся Баудин; его соседи, преследуемые собственными мыслями, все еще не спали. Он вновь развел огонь, пытаясь не потревожить старика и девушку. «Странно, что он не пьян, – подумала Фелисин. – И где это, интересно, он начал пропадать каждую ночь?» Но задать вопрос она не решилась. Фелисин знала, что Баудин стал очень неразговорчивым, а по отношению к ней – практически немым и глухим.

Однако через несколько секунд ей пришлось изменить свое мнение. Около портьеры, разделяющей кровати мужчин, послышался легкий стук, в ответ на который быстро последовал тихий ответ Геборийца. Они шептались около минуты, затем Баудин приглушенно засмеялся, пожелал доброй ночи и вернулся на свой топчан.

Эта парочка обговаривала какой-то план, но вовсе не это так потрясло Фелисин. Было ужасно осознавать, что они решили ее не посвящать. Лицо девушки вспыхнуло от возмущения: «Да я сохранила им жизнь! Ведь только благодаря мне они находятся сейчас здесь – я начинала им помогать еще с корабля рабов. А ведь Була права: все мужчины – грязные ублюдки, которых можно только использовать. Очень хорошо, если вы так хотите, то скоро узнаете, каким кошмаром является Черепная Чаша для всех остальных рабов. Я это сделаю с Удовольствием, и увижу тебя, старик, вновь изнемогающим у телеги с камнями под ударами хлыста. Клянусь, это произойдет!» Слезы подступили к самым глазам: она прикладывала огромные усилия, чтобы не расплакаться, и знала, что все напрасно. Она нуждалась в Бенете, это было правдой, и она отплачивала за это. Но Фелисин не представляла своей жизни и без Геборийца с Баудином – за долгие месяцы лишений она привязалась к этим людям совсем как дочь, они помогали ей не упасть духом в окружающем кошмарном мире. Потерять их – значило потерять все!

Внезапно со всей своей откровенностью на ум девушке пришла ужасная мысль: с той же легкостью, с которой она продавала свое тело, Фелисин лишилась доверия. «Но ведь это неправда», – чуть ли не вскрикнула она.

Отвернувшись в темноту, девушка исступленно зарыдала. «Я практически одна! Остался только Бенет, его вино, его дурханг и его тело». После забав с Булой и Венетом на огромной кровати в харчевне у нее до сих пор сильно болело между ног. «Это только вопрос воли, – сказала она себе, – превратить боль в наслаждение. Выживай каждый час».

Небольшой рынок у причала по своему обыкновению начал наполняться утренней толпой; со стороны казалось, что этот день ничем особенным не выделялся среди других. Удрученный собственными мыслями, не обращая внимания на прекрасный пейзаж морского рассвета, на песчаном берегу, скрестив ноги, сидел Антилопа. Его взгляд неотрывно следил за горизонтом, где в устье залива Сахульского моря виднелись паруса уходящего флота адмирала Нока. Как бы он хотел, чтобы они вернулись!

Но у флота был приказ, который не имел права отменить даже Колтайн. Виканы не обладали никакими полномочиями в отношении малазанских военных кораблей, поэтому единственной причиной, заставившей их покинуть сегодня утром хиссарскую гавань и начать многомесячный поход к Арену, стал личный приказ Пормквала.

Несмотря на видимое спокойствие, убытие флота не прошло незамеченным для населения Хиссара: утренняя рыночная толпа радостно обсуждала это событие, слышался смех и возбужденные голоса. Угнетенные люди наконец-то одержали свою первую победу, ее отличием от всех последующих стало абсолютное отсутствие жертв – хотя, возможно, так рассуждали только сентиментальные люди.

Единственным утешением для Антилопы стал тот факт, что вместе с хиссарским флотом в Арен убыл джистальский священник Маллик Рел, однако было нетрудно догадаться, что за доклад он представит при своем прибытии к Пормквалу.

Внезапно взгляд историка привлек одинокий малазанский парус: с северо-востока приближалось небольшое грузовое судно. «Это жители Досин Пали, прибывающие с острова, – подумал Антилопа, – или с побережья». Данный визит был никем не запланирован, и это позволило историку усомниться в чистоплотности их намерений.

Услышав со стороны какой-то шум, он повернул голову и увидел взбирающегося по каменистому склону побережья Кульпа, из-под ног которого с веселым стуком сыпалась вниз мелкая галька.

– Все готово, – заявил он, как будто эти слова были равносильны признанию в подлом убийстве. – Записка была отправлена. Если твой друг еще жив, он ее обязательно получит.

– Благодарю тебя, Кульп.