Врата Обелиска

– Кто-то метит территорию, – показывает подзорным стеклом Хьярка и пожимает плечами. Охотник умело выхватывает инструмент из ее руки. – Предупреждают, но не других неприкаянных – им плевать, и они скорее всего поснимают трупы с кольев на закуску. Нас предупреждают. Показывают, что будет, если мы нарушим их границы.

– Единственная община в том направлении – Теттехи, – говорит один из Охотников. – У нас много лет были дружеские отношения. И мы не угроза для них. В том направлении мало воды, чтобы поддерживать другие общины, река уходит на север.

Север. Это беспокоит тебя. Ты не понимаешь почему. Нет смысла говорить об этом прочим, но все же…

– Когда вы в последний раз получали вести о Теттехи? – Тебе отвечает молчание, и ты оглядываешься. Все смотрят на тебя. Ладно, вот и ответ. – Надо, значит, послать кого-нибудь в Теттехи.

– Кого-то, кто кончит вот так, на колу? – зло смотрит на тебя Хьярка. – В этой общине расходного материала нет, новая.

Ты впервые вызвала ее гнев, и это сильный гнев. Она старше, крупнее, и вдобавок к заточенным зубам у нее жгучий черный взгляд. Но она чем-то напоминает тебе Иннона, так что в ответ ты чувствуешь лишь злость.

– Нам все равно придется посылать торговый отряд. – Ты говоришь это как можно мягче, и она моргает. Это неизбежный вывод всех, с кем ты в последнее время говорила об усиливающемся дефиците мяса в общине. – Из-за этой пугалки пошлем отряд достаточно большой и хорошо вооруженный, так что перехватить его просто так не выйдет.

– А если у того, кто это сделал, отряд больше и вооружен лучше?

Во время Зимы сила значения не имеет. Ты это знаешь. Хьярка это знает.

Но ты говоришь:

– Пошлем с ними орогена.

Она моргает в искреннем удивлении, затем поднимает бровь:

– Который перебьет половину наших, пытаясь защитить их?

Ты отворачиваешься и протягиваешь руку. Никто из них не отшатывается от тебя, но никто из них не происходит из общины, достаточно крупной, чтобы туда часто заглядывали имперские орогены; они просто не знают значения этого жеста. Однако они ахают, пятятся и шепчутся, когда ты создаешь торус в пять футов радиусом в кустах в нескольких шагах отсюда. Пепел и мертвые листья кружатся в пыльном вихре, блестят льдом на полуденном солнце. Тебе не надо плести его быстро. Ты просто работаешь на публику. Затем ты используешь то, что вытянула из торуса, и поворачиваешься, указывая на выставку пронзенных тел внизу. На этом расстоянии трудно сказать, что случилось первым, но затем деревья там дрожат и колья начинают бешено раскачиваться. Через мгновение разверзается трещина, и ты обрушиваешь колья и их мерзкое украшение в землю. Ты соединяешь руки, медленно, чтобы никого не встревожить, и деревья перестают дрожать. Но мгновением позже все ощущают слабую вибрацию гребня, на котором вы стоите, поскольку ты позволила слабому афтершоку сюда пройти. Опять же тебе не нужно было этого делать. Тебе просто нужно было привлечь внимание.

Достойно похвалы, что Хьярка выглядит впечатленной, но не встревоженной, когда ты открываешь глаза и оборачиваешься к ней.

– Здорово, – говорит она. – Значит, ты способна кого-нибудь заморозить, не перебив всех вокруг себя. Если бы все рогги могли это делать – у людей не было бы проблем с роггами.

Ты по-настоящему ненавидишь это ржавое слово, что бы там ни думала Юкка. И ты не уверена, что согласна с оценкой Хьярки. У людей возникают проблемы с роггами по множеству причин, которые никак не связаны с орогенией. Ты открываешь было рот, чтобы ответить – и останавливаешься. Поскольку ты видишь ловушку, которую подстроила Хьярка, то единственное, чем может кончиться этот разговор, и ты не хочешь идти туда… но этого никак не избежать. Ржавь сраная. Значит, ты закончишь карьеру главой чего-то вроде новенького Эпицентра.

* * *

– Глупо, – говорит Алебастр.

Ты вздыхаешь.

– Знаю.

Это на другой день, очередной разговор о принципах нереального – как работает обелиск, как их кристаллическая структура моделирует странную связь между клетками тела живого существа и как могут существовать теории о вещах более малых, чем клетки, хотя никто их не видел и не может доказать их существования. Ты ведешь эти разговоры с Алебастром каждый день, между твоей утренней рабочей сменой и вечерним политиканством, поскольку его подстегивает неизбежность собственной смерти. Эти беседы недолги, поскольку силы Алебастра ограничены. И пока все они по большей части бесполезны. Поскольку Алебастр хреновый учитель. Он рявкает приказы и читает лекции, никогда не отвечает на твои вопросы. Он нетерпелив и груб. И если часть этого можно списать на боли, в остальном это сущность Алебастра. Он действительно не изменился.

Ты часто удивлялась, насколько тебе его не хватало, этого вспыльчивого старого хрена. И потому ты сдерживаешь свой нрав… по крайней мере пока.