Врата судьбы

— Что ж, гордость вполне законная, — заметил капитан. — Я видел множество садов — от Англии до Китая, но ни в одном из них не чувствовал столь благословенного покоя.

— Мадемуазель, — обратился он к Дамарис, — ваш сад стоит того, чтобы им гордиться, он делает честь своей хозяйке.

Искренность и серьезность гостя смягчили неуместность разговора. Взгляд карих глаз на мгновение встретился с его взглядом. Этот взгляд как бы оценивал подлинный смысл его слов. Дамарис отвела взгляд, и слабая улыбка промелькнула на ее матово-бледном, цвета слоновой кости лице. Она слегка наклонила голову в знак признательности.

Глаза их встретились всего лишь на миг, но капитан Гейнор уловил в них грусть, и сердце его дрогнуло: они будто молили о помощи. Капитан сознавал, что мольба обращена не к нему, а к природе, ко всему миру: она просила исцелить ее печаль, откликнуться на внутреннее страстное, непонятное ей самой желание. Неясная грусть Дамарис тронула Гейнора до глубины души, породила желание служить ей, утолять ее печали, выполнять желания.

Эвелин наблюдала за ними, приоткрыв рот, озабоченная лишь тем, чтобы Дамарис не отказалась от навязанной ей роли. Молчание кузины успокоило Эвелин, но вскоре она рассмеялась обычным резким смехом, стараясь скрыть за ним раздражение и недовольство, вызванные тем, что первый комплимент, сорвавшийся с уст этого холодного офицера, достался не ей, а кузине.

В то утра Эвелин являла собой нежное благоуханное воплощение девичества. Казалось, ей не было равных. На ней было бледно-сиреневое платье, точеную талию подчеркивала белая воздушная оборка. Формы ее были изысканно-округлы. Тончайшие кружева прикрывали белоснежную грудь и плечи. Волосы цвета спелой пшеницы ниспадали на плечи локонами. Глаза голубизной могли сравниться с безоблачным июньским небом, щеки — с нежной розовостью яблоневого цвета.

Женственность, воплощенная в Эвелин, казалось, должна была привлечь внимание такого мужественного офицера, как Гейнор, но он не сводил глаз с Дамарис и обращался главным образом к ней. Дамарис была на полголовы выше своей миниатюрной кузины. На ней был коричневый костюм для верховой езды с высоким воротником, расшитым золотом. Ей явно шла черная касторовая шляпа с золотым пером, оттенявшим ее темно-каштановые волосы. Во всем ее облике, отметил капитан, ранее никогда не задумывавшийся над характером женщин, чувствовались сдержанность, решительность и надежность.

Разговор все еще шел об их саде и о садах, в которых капитан побывал во время своих странствий. Дамарис в беседе почти не участвовала, только отвечала на вопросы, когда капитан обращался непосредственно к ней.

— Едва ступив на мостик, я понял, что попал в заколдованный сад, — рассказывал он, — Нам столько рассказывали о нем в детстве. Но житейский опыт делает нас скептиками и заставляет усомниться в волшебстве...

— И вы разгадали, в чем его колдовство? тихо спросила Эвелин, предчувствуя, что его слова — лишь пролог к галантным комплиментам.

— Пожалуй, да, — ответил капитан с удивившей Эвелин серьезностью, глядя прямо перед собой. Он вздохнул: — Я под властью его чар. Стоит мне задержаться здесь, и я буду безнадежно околдован.

Гейнор произнес эти слова без тени иронии. Дамарис пристально посмотрела на него, догадавшись, что за прологом последуют отнюдь не пустые галантности, как полагала ее кузина.

— В чем же состоит колдовство? — Дамарис в первый раз обратилась к капитану.

Их взгляды снова встретились, но капитан, казалось, смотрел на нее невидящим взором — взором поэта или одержимого.

— Колдовство в том, — капитан благоговейно понизил голос, — колдовство в том, что мир Божий, бесценный дар человеку, снизошел на этот сад. Где-то здесь произрастает и древо познания добра и зла. Его благоуханием напоен воздух. Вдыхая его, понимаешь всю низость мира с его войнами и кровопролитиями, проникаешься презрением к честолюбию, в коем лишь эгоизм и тщеславие. Кто, пожив здесь, выберет потом другой уголок? Кто, единожды насладившись здешним благоуханием, оскорбит свое обоняние тлетворными запахами?

Разочарованная Эвелин рассмеялась не без издевки:

— А вы поэт, сэр, ей-богу, поэт!

Взгляд непроницаемых глаз Гейнора на мгновение задержался на девушке.

— Благодарю вас, мисс Холлинстоун, — с поклоном ответил он, — Благодарю за то, что вовремя развеяли чары. Еще немного, и они погубили бы бедного солдата.

— Вы в каком полку служите? — поинтересовалась Эвелин, столь же непоследовательная, как и ее мать.

— Мне довелось служить в разных полках, но сейчас я нигде не служу, — последовал ответ. — А последним местом моей службы была армия султана.

— Султана? — разом воскликнули удивленные девушки.

— Турецкого султана, — спокойно пояснил Гейнор. — У него плохая кавалерия, вот я и занялся ее обучением. Потом участвовал в сражениях против Венеции.

Дамарнс смотрела на него, не веря своим ушам.

— Вы воевали с христианами, служа язычникам! — воскликнула она.

— Я воевал с мошенниками, служа мошенникам, истинное слово. Солдат удачи выбирает ту службу, где больше платят.