Врата судьбы

Понсфорт был зол на себя. Эта злость отчасти подавила страх. Он подошел к массивному буфету и налил полный бокал бренди, чтобы унять дрожь. Но не успел он осушить его, как дверь отворилась. Перед ним в дорожном плаще с капюшоном стояла Дамарис.

Понсфорт бросился к ней, точно пылкий влюбленный, сразу позабывший обо всем на свете:

— Дамарис, дорогая!

Он схватил бы ее в объятия, но что-то в лице Дамарис, в ее поведении удержало его, будто между ними возник невидимый барьер.

Дамарис была бледна, темные крути под глазами выдавали сердечную муку. Она держалась очень прямо, со спокойствием мученика в роковой для него час. Ее длинный черный плащ распахнулся, приоткрыв темно-красное платье. Лорд Понсфорт содрогнулся, подумав, что такое сочетание цветов в наряде невесты — скверное предзнаменование.

— Вам удалось добиться помилования для сэра Джона? — спросила Дамарис.

— Удалось, — последовал незамедлительный ответ.

Дамарис тяжело вздохнула и на мгновение закрыла глаза. Казалось, сам по себе ответ был для нее ударом, словно она надеялась, что Понсфорта постигнет неудача. Впрочем, и отрицательный ответ причинил бы ей невыносимую боль. Дамарис выбирала из двух страшных зол, и выбранное, несомненно, показалось ей большим хотя бы в силу его неотвратимости. И в том и в другом случае от нее требовалась огромная выдержка, чтобы принять свою участь с подобающим смирением. Дамарис протянула руку.

— Покажите, — сказала она бесцветным голосом.

Понсфорт не выказал ни малейшего смятения, иначе Дамарис заподозрила бы, что все идет не так гладко, как он обещал.

— У меня нет самого документа, — непринужденно ответил он, словно все шло своим чередом. — Он направлен на подпись его величеству и будет у меня завтра.

Какое-то время Дамарис холодно смотрела на него, не произнося ни слова, потом запахнула плащ.

— Вы уверены? — спросила она наконец. — Вы не сомневаетесь в положительном исходе дела?

— У меня нет и тени сомнения, — твердо заявил Понсфорт. — Милорд Картерет дал мне слово, что я получу документ завтра.

Понсфорт действительно получил такое обещание от министра. Свадьба, состоявшаяся накануне, подтвердила бы, что получение документа не является предметом сделки между лордом Понсфортом и племянницей сэра Джона.

— В таком случае, милорд, я приеду завтра.

— Приедете завтра? — эхом отозвался виконт, и на его померкшем лице отразилось крушение всех его надежд. — Дамарис, подумайте: вы — в моем доме. Вы будете хозяйкой этого дома. Неужели несколько часов играют роль?

— Они не играют никакой роли. Позвоните, пожалуйста, пусть меня проводят к карете.

Понсфорту потребовалось все самообладание, чтобы предстать в глазах Дамарис человеком, движимым лишь заботой о ней. Он заискивающе улыбнулся — один Бог знает, чего стоила ему эта улыбка.

— Через минуту, если угодно, — сказал он, — хоть я все еще уповаю на то, что вы останетесь.

— Весьма неразумно с вашей стороны, милорд, — ответила Дамарис.

— Прощу вас, сядьте, — виконт пододвинул к ней стул. — Может быть, бокал вина?

Дамарис жестом отклонила и то и другое.

— Неразумно терять время даром. Я не приехала бы, не заверь вы меня, что распоряжение о помиловании будет у вас сегодня вечером. Мне... мне вообще не следовало верить вам на слово, — подосадовала Дамарис, впервые обнаружив слабость.

— У вас нет оснований сожалеть о приезде, — мягко укорил ее хозяин. — Я выполнил свое обещание. Я добился помилования, и завтра, когда его величество подпишет документ, сэра Джона освободят. Неужто вы еще сомневаетесь?

— Если бы я сомневалась, я бы не сказала, что вернусь завтра. Поймите меня, милорд, я с самого начала хотела избежать недомолвок: мы заключили сделку, и когда вы выполните свои обязательства, я выполню свои.

Понсфорт на мгновение отвернулся, кусая губы от злости. Его загнали в тупик. Всякое промедление исключалось. Суарес и судебные приставы были начеку. Если свадьба не состоится сегодня, он погиб, надеяться больше не на что.

Сдерживая клокотавший в нем гнев, Понсфорт гадал, что заставило лорда Картерета сыграть с ним эту подлую шутку — отменить в последнюю минуту свое ручательство? Он выхватил носовой платок из кармана шитого серебром камзола и вытер мокрый лоб. Пот тек ручьями: в комнате стало жарко из-за невыносимой духоты летней ночи. Вдруг за окном зловеще засвистел ветер, будоража кроны деревьев, и пламя свечей заколебалось.

— Дамарис! — взмолился Понсфорт. — Не будьте со мной так жестоки. Неужели, как бы я ни старался, я не верну вашего расположения, утраченного в минуту безрассудства? Я люблю вас, Дамарис! — Голос виконта дрожал от волнения, как у робкого, заклинающего о любви влюбленного. Не верилось, что эти слова исходят от красивого мужественного человека. — Я сделаю для вас все, что возможно, я принесу любую жертву, чтобы вернуть ваше расположение, — любую, клянусь, какова бы она ни была.