Больше я не звал деда сходить вместе в лодочный сарай. Но впадал в отчаяние, обнаруживая, как часто они с Леной проводят там время вдвоем, пока я езжу в Холмы или еще куда-то.
Румба и катастрофа
– Как хорошо они придумали, раз на Рождество не удалось! – сказала Ильва радостно.
Наступил май, и в чью-то полоумную голову (наверняка учителя музыки) пришла светлая мысль: пусть ученики музыкалки выступят на празднике для родителей нашего класса. Я прямо разъярился, когда Рогнстад сказал об этом. Может даже не мечтать, что я еще раз буду так убиваться, как перед прошлым концертом.
– Могу или сыграть «К Элизе», или не выступать совсем, – заявил я.
И с удивлением выяснил, что категоричность работает.
Ильва, которая тяжело носила малыша первые месяцы, сидела рядом со мной и сияла как звезда. У Лены самая красивая мама из всех мне известных мам, я всегда так думал. У нее длинные черные волосы и серебряный шарик в носу. Но сегодня она была прекрасна как никогда. От нее шел свет. Одной рукой она держала за руку Исака, а второй гладила свой живот. Надо же, чтобы человек так радовался концерту!
Я покосился на Лену. Она мрачно смотрела прямо перед собой. К концерту она готовилась, это я точно знал. Всю последнюю неделю я слышал, как у них за стеной подвывает синтезатор. Вот только есть ли от занятий толк…
В школьном зале, где сидели выступающие, их родители и родственники, было полутемно. Я отыграл «К Элизе», Крёлле долго и громко мне хлопала.
Пришел черед Лены. Она была в платье – последний раз я помню ее в таком виде на свадьбе Ильвы и Исака. Волосы уложены по законам высокой парикмахерской моды. До меня впервые дошло, что Лена очень похожа на Ильву.
Моя соседка врубила звук на полную громкость и заиграла что-то вроде румбы. Сразу стало понятно, что она решила пойти ко дну с высоко поднятым знаменем. С остановками, нещадно фальшивя, Лена, однако, доиграла пьесу до конца, но я чувствовал, как люто она ненавидит каждую, каждую, каждую ноту. Закончив, она спрыгнула со сцены и села рядом с Андреасом, а не с нами.
Я осторожно покосился на Ильву. Она махала Лене, подзывая ее, но напрасно. Моя соседка сердито смотрела на свои ботинки, а на сцене блистала с джазовыми вариациями Биргитта, покоряя слушателей.
Концерт кончился, мы стояли на парковке и ждали родителей.
– Вроде ничего прошло, – сказал я наконец.
Лена поежилась, пытаясь одернуть надоевшее платье, и сердито посмотрела на меня.
– Завтра у нас игра. В два часа. Придешь? – спросила она взвинченно.
– Первый матч в городе?
Лена кивнула. А я уже давно не видел, как она стоит на воротах. И она давным-давно ни о чем меня не просила.
Неожиданно я смутился и обрадовался, но только открыл рот – сказать «да», как к нам подошла Биргитта.
– Привет! – сказала она. – У меня завтра день рождения. Не хочешь зайти к нам в три часа?
– А… мм… – забормотал я. – Конечно…
Вот так же;Лена смотрела на меня, когда я выдал тайну о постройке плота.
– А ты, Лена?
Ни звука в ответ. Лена просто повернулась и ушла.
И тут я понял, что очень зол. Хватит с меня, сушки соленые! Я бросился за ней вдогонку.
– Что с тобой такое, Лена?
Она не отвечала.
– Почему ты считаешь, что я обязан пропустить день рождения, только чтобы посмотреть какой-то рядовой матч?
Лена остановилась.
– Мне до лампочки, что ты будешь делать! Это твоя жизнь.
– Вот именно! – закричал я. – И меня достало до пузырьков, что ты все время всем недовольна! Бешеная!
– Бешеная? – переспросила Лена, будто не поверив своим ушам. – Я должна сказать тебе одну важную вещь, Трилле Даниельсен Уттергорд: лучше быть бешеной, чем идиотом.
Она швырнула свои ноты в канаву – грязь чавкнула, – и бегом припустила домой.
– Кай-Томми прав, – крикнул я Лене в спину, – у тебя серьезные проблемы с самоконтролем!
Дома я прямиком пошел к себе. Я был в ярости. Потом решил сходить к деду в сарай. Но издали увидел там Лену. И разозлился еще больше. Чем эта парочка все время занимается? И почему бы Лене не завести себе собственного дедушку?
На глаза мне попалась коробка от мороженого с обломками парусника. Я схватил ее с полки и вытряс содержимое в мусорку в ванной.
Моя лодка мала
Биргиттино семейство накрыло длинный стол под навесом. Вокруг развесили бумажные фонарики и расставили повсюду букеты полевых цветов. Стол был заставлен живописными сложными закусками – не сосисками с булочками, как мы привыкли. Выглядело все как в кино. И мальчики нашего класса вели себя чинно и по-взрослому.
На Биргитте было голубое платье и украшение из блестящих деревянных шариков. Кудри мягко коснулись моего лица, когда она приветственно чмокнула меня в щеку. Я чуть в обморок не упал, но пропищал все же:
– Поздравляю с днем рождения! Очень красивое украшение.
– Это подарок от Киши, – сказала Биргитта обрадованно и положила ладонь на шарики. – Она прислала мне его на день рождения.
Пришли Андреас и Абдулай. И каждый получил по поцелую тоже. Кай-Томми уже стоял неподалеку и гладко и уверенно вел светскую беседу с папой-писателем. На Кае-Томми была такая же; рубашка, как на его брате в Рождество.