Вредитель

– Всё, что вы принесли мне сюда – мертво, – ответил Томпсон. – На этих изображениях НЕТ жизни, НЕТ динамики. Вот, например, это… – он брезгливо ткнул пальцем в одну из картин Питера, на которой был изображён замок-аббатство Паннонхальма, грозным монолитом возвышающийся над землями Венгрии. Это исполинское строение посреди глухого леса наполняло душу Питера труднообъяснимым мистическим чувством: он посетил древний монастырь на экскурсии около десяти лет назад, когда только приехал в Европу на обучение в художественной академии, и с того самого момента решил перенести, а точнее – запечатлеть на холсте то, что с необъяснимой силой тронуло его сердце…

– Мистер Уильямс, вы понимаете, что эта крепость на изображении статична? – прищурившись, спросил управляющий.

– Это аббатство, – с нескрываемым раздражением поправил его Питер. – И да, оно и правда стоит, а что, ему скакать надо, по-вашему? Послушайте, это же не просто какой-то пейзаж, а…

Питер резко замолчал, когда увидел какое выражение лица скроил Томпсон. Управляющий всем своим видом показывал, что в музее современного искусства Гилберта-Честертона может быть только одно правильное мнение – и естественно, это мнение управляющего Макса Томпсона. Он уставился на Питера таким взглядом, словно перед ним сидел не образованный художник, а безмозглый питекантроп, которому приходится объяснять прописные истины.

Опустив глаза, Томпсон вкрадчиво произнёс:

– Я пытаюсь помочь вам, Питер, указать на ошибки, которые вы в упор не хотите замечать. Крепость или монастырь, да хоть Сорбонна! Лично мне – без разницы. Рисуйте всё что угодно. Вы даже можете изобразить торговый центр Канзас-сити в лучах заходящего солнца, мистер Уильямс, однако…

– Да при чём тут торговый центр?! – вспылил Питер, но Макс поднял брови и покачал пальцем.

– Вы можете рисовать всё что угодно, – снова повторил управляющий, – однако это должно отвечать требованиям современного искусства. Вы спорите со мной, но совершенно не понимаете сути выставочного бизнеса! – Макс Томпсон звонко ударил своей пухлой ладошкой по столу и голосом полным негодования рявкнул: – Человек нашей эпохи являет собой сплав живых эмоций, кипение жизни, сосредоточие непобедимого круговорота Сансары, в конце концов, а у вас я вижу лишь… Мрачность и безысходную скуку! И вы предлагаете уважаемым посетителям нашей платной выставки созерцать вот это… Недоразумение! – он с чувством кинул холст с изображением монастыря поверх остальных картин.

Питер затрясся от ярости. Художника с самого начала бесил вид этого напыщенного критикана-сноба Макса Томпсона, который наверняка даже академического образования не получил, но имел наглость поучать его! Молодой человек честно пытался сдерживаться, но теперь, похоже, соблюдать приличия с этим павлином не имело никакого смысла.

Набрав воздуха в лёгкие, Уильямс приподнялся в кресле и медленно произнёс:

– Мне нравилось посещать ваш музей и мне казалось, что вы порядочный человек. Я надеялся, что вы оцените мои работы по достоинству, потому и решил попросить вас о встрече, а сейчас… – Питер иронично усмехнулся, почувствовав, что его щёки горят: так всегда происходило, когда он был на взводе. Голос поднялся на пару тонов выше, чем требовалось при деловой встрече, но он решил, что поздно останавливаться: – Сейчас я вижу, что вашему музею плевать на настоящее искусство. Вас интересуют только грёбаные деньги!

– Послушайте, Уильямс, вы выходите за рамки! – взвизгнул Томпсон, громко топнув под столом каблуками. – Немедленно прекратите этот дешёвый фарс!

– Нет уж, это вы послушайте меня… Томпсон. Вам никогда не приходило на ум, что ваши посетители за свои деньги хотят увидеть что-нибудь пристойное, действительно талантливое, а не авангардистское дерьмо, которое вы выдаёте за «современное искусство» – дешёвую смесь невежества и шизофренического БРЕДА ДЛЯ СЛАБОУМНОГО СКОТА?! – выпалил Питер, сорвавшись на крик, и упал обратно в кресло.

«Возможно, со «скотом» я явно перегнул палку… – флегматично подумал Питер. – Как бы этот пижон охрану не позвал…»

Макс Томпсон удивлённо вздёрнул брови и застыл в нерешительности. Вообще-то, он действительно подумал о том, что пора бы пригласить в кабинет охранника, однако… К нему часто заявлялись и не такие грубияны – ничего страшного. Свою работу управляющий на сегодня выполнил: не позволил очередному хвастливому обывателю под личиной художественного деятеля просочиться на главную выставку Канзас-сити.

– Знаете, мистер Уильямс, если бы такие, как вы, сюда не приходили, то мне бы стало смертельно скучно на этой работе, – он примирительно поднял руки, опережая гневную реплику Питера. – Я своё слово сказал – ваших картин здесь не будет. А с таким упрямством я думаю, что вам будут рады в квартале Кроссроудс: там любят бойких молодых людей.

Питеру хотелось рассказать этому дураку Томпсону, что он уже давным-давно исходил все тротуары района Кроссроудс и посетил около дюжины тамошних выставок.