Времена Антона. Судьба и педагогика А.С. Макаренко. Свободные размышления

Если будущее принадлежит коллективному началу, то каждая отдельная жизнь все более теряет ценность. Нет смысла ею дорожить. Отсюда – пропаганда жертвенности. Выступая в 1926 году в Политехническом музее, Е. Ярославский призывал молодежь – к чему? Абсолютно всерьез он считал, что надо «звать молодежь к старой подпольной морали, к той морали, которая приучила старых подпольщиков жертвовать личной жизнью, интересами семьи во имя интересов рабочего класса, быть спартанцем во всем, уделять очень мало внимания сексуальным мудрствованиям, учиться, читать, работать». А почему? Потому, что впереди новые испытания, жертвы, кровь. «Мы мостки, через которые пройдут грядущие поколения в царство нового мира».

В 1923 году в Челябинске начал было выходить журнал «Сдвиг». Его молодые авторы (М. Голубых, В. Игнатьев и другие) громогласно провозгласили несколько безоговорочных постулатов:

– Что характерно для борьбы рабочего класса? Разрушение личности и утверждение коллектива.

– Масса, а не личность играет первенствующую роль в жизни.

– Новая культура сменяет личность на коллектив.

– Машина должна стать основной производительной силой, а рабочий – ее организатором. Характерным для машины является точность и размеренность ее действий. Ее работа ясна и отчетлива. Это дает возможность ее беспредельного усовершенствования и развития. Культура под знаком машинизма приобретает все относительные свойства машины. Коллективизм и машинизм – вот основные элементы новой культуры.

– Где в наше время быт? У торговца, спекулянта, мещанина. Они ушли в свои покои и устраивают свои берлоги. Есть ли быт в рабочей среде? Нет. Раз нет застоя, нет и быта.

Связисты колонии им. Горького – Володя Зорень (слева) и Ваня Зайченко. 1927

Такие веяния витали над Советской Россией в 20-е годы. В них всего понемногу – и наивности, и самоуверенности, и нетерпения, и категоричности, и невежества. А в общем – безусловная крайность. При желании – простительная. По размышлении – временная.

Нельзя утверждать, что атмосфера тех лет, всеобщий гимн коллективизму никак не повлияли на Макаренко. Допустимо, что и его коснулось повальное увлечение. Ведь он не стоял в стороне от той жизни, наоборот, он стремился пристать к ее шествию, «войти в шеренги». Но что касается педагогики Макаренко, то ее коллективизм имеет более глубокие корни. К счастью педагога так совпало, что коллективизм педагогики «лег» на коллективизм эпохи. Они счастливо встретились. Что, однако, не обеспечило педагогике и педагогу счастливую и безбедную жизнь.

Антон Макаренко: «Воспитывая отдельную личность, мы должны думать о воспитании всего коллектива. На практике эти две задачи будут решаться только совместно и только в одном общем приеме».

Антон Макаренко: «Интересы коллектива выше интересов личности. Казалось бы, вполне понятная для нас, советских граждан, теорема. Однако на практике она далеко не понятна очень многим интеллигентным, образованным, культурным и даже социально культурным людям».

Коммуна им. Дзержинского. Рапорт командиров

Антон Макаренко: «И сейчас я склонен думать, что предпочтение интересов коллектива должно быть доведено до конца, даже до беспощадного конца, и в этом случае будет настоящее воспитание коллектива и отдельной личности».

Нет, Макаренко не отрицает личность, не опускает ее, как теперь говорят, ниже плинтуса, наоборот, именно интерес к личности и сделал его педагогом. В самом деле, какая еще у педагогики цель, если не «лепка» нового человека, не ваяние личности? Коллектив нужен разве что политику, предпринимателю, а не педагогу. Коллектив – не цель педагога, а его средство. Так, по крайней мере, у Макаренко. Средство отнюдь не придуманное Антоном Семеновичем, а взятое им, громко говоря, у истории человечества. Люди стали людьми – через коллектив. Если это всеобщий закон, то и педагогике следует следовать ему.

Кстати, и Макаренко не миновал опасений «вгонять каждую индивидуальность в единую программу, в стандарт». И Макаренко не хотел жертвовать «индивидуальной прелестью, своеобразием, особой красотой личности». И Макаренко не знал, как поступить, «когда подходишь к таким нежным отделам личности, как талант». И Макаренко испытывал страх «остричь всех одним номером, втиснуть человека в стандартный шаблон, воспитать узкую серию человеческих типов». Считать это отступлением от принципа? Не думаю. Тема одинаковости его волновала меньше, чем тема коллективизма. Одинаковость для педагогики тех лет (как и других) – не угроза. И не задача. И не цель. И если Антон Семенович иногда заговаривал о стандартах, то – так положено. Уж если работать в педагогике, то вроде бы надо высказаться по поводу стандартов, шаблонов и талантов. Макаренко и позволял себе это, иногда. Но то был не его конек. А истинная его позиция – такая: нельзя личность «то выпячивать в виде прыща, то размельчать в придорожную пыль».

Воспитание «на автопилоте»