Времена Антона. Судьба и педагогика А.С. Макаренко. Свободные размышления

Антон Макаренко: «Но с какой стати должны быть недостатки? А я говорю: никаких недостатков не должно быть. Если у вас 20 достоинств и 10 недостатков, мы должны к вам пристать: а почему у вас десять недостатков? Долой пять. Когда пять останется, – долой два, пусть три останутся. Вообще от человека надо требовать, требовать, требовать!»

Требовать – так много? Потому что человек ленив, инертен, консервативен, невозмутим, трудно пробиваем? Потому что он не знает всех своих возможностей? Не верит в них? И не очень заинтересован стать лучше, чем есть?

Значит, воспитание предполагает нажим, усилия, давление, силу и насилие?

Антон Макаренко: «Это особенно важно, когда речь идет о воспитании таких качеств, как терпение, умение преодолевать длительные затруднения, брать препятствия не рывком, а давлением».

Известно, что Антону Семеновичу была чужда идея «беззаботного детства». Да, он считал, что в каком-то возрасте ребенок должен испытать радость, что у него должен быть период игры, однако лучшая форма радостного детства для него – посильная трудовая нагрузка. Счастье детей, как и взрослых, он видел не в безделье, беззаботности и удовольствии потреблять. Вообще дети не должны быть уверены в том, что взрослые обязаны их кормить, одевать, учить и т. д., а они перед взрослыми никаких обязанностей не имеют. Человек в возрасте 12–15 лет уже не должен чувствовать себя объектом воспитания. Он этого и не признает, находя, что он уже воспитан достаточно, чтобы быть взрослым, обрести самостоятельность.

Так что же такое воспитание? Принудительная «кормежка»? Маленький человек сопротивляется воспитанию, потому что оно – насилие? Что – от воспитания нет спасения? Что, воспитываться – не интересно?

Теперь я еще раз сошлюсь на Виктора Опалихина.

Виктор Опалихин: объяснение успехов Макаренко «лежит за пределами педагогики, а в области более общей науки – философии». Еще: Макаренко «опирался на знание объективных законов воспитания, открытых не педагогами, а философами». И еще: «Могущество и универсальность системы Макаренко объясняется ее прочной методологической основой, ее философским фундаментом». Наконец, Опалихин находит в педагогике Макаренко нечто от «заповедей народной педагогики».

Если поддержать такую позицию, то попытаемся чуть-чуть приподняться над горизонтом, чтобы обозреть проблему воспитания «свысока».

Раз и навсегда утвердимся в том, что воспитывает общество, и только оно. То есть воспитывает жизнь. А педагогика – часть общества. Та ее часть, которая с некоторых пор призвана воспитывать юношество профессионально. Часть эта, надо признаться, невелика, и она приобретает вес и смысл тогда, когда себя согласует с обществом. Если же педагогика действует вразрез обществу, она обречена на провал. То, что педагог внушает маленьким людям, должно подтверждаться их пребыванием в «настоящей» жизни.

Педагогика – отражение общества, ее образ, ее доверенное лицо. Если на то пошло, общество и не обязано заказывать педагогике, какой тип человека ему необходим. Как раз профессионализм педагога в том, чтобы самому увидеть и найти свою работу в обществе. Понимая: родители воспитывают себе подобных, так поступает и общество.

Элементарно то, что педагогике нечего искать чего-то в стороне от жизни. Она должна опираться на то, чем живут люди. Что значит для них индивидуальный экземпляр и что – коллектив. Что для них личный интерес и что – общий. Что у людей труд. Что нравственность. Что такое человечество. Что такое прогресс. Что такое душа. И что такое смысл жизни.

А. С. Макаренко с группой коммунаров, окончивших юридический факультет Харьковского университета, 1939

Если смотреть с такой точки зрения, то Макаренко абсолютно прав, положив в фундамент своей педагогики коллектив и – шире – общество, жизнь, опыт, заповеди народной педагогики. Он взял свою систему не «из себя», не «из головы», а из среды. И в соответствии с этими принципами понял: какое общество, такая и педагогика. Только так.

Когда мы говорим, что дело Макаренко должно иметь продолжение, не очень ясно понимаем, можно ли отделить, оторвать систему Макаренко от самого Макаренко. Ясно только то, что никто никогда не повторит Макаренко точь-в-точь. И слава Богу, что это невозможно. Из «случая Макаренко» мы можем сделать два умозаключения. Первое: мы должны уважать индивидуальность воспитателя, не менее чем индивидуальность воспитанника. И второе: воспитание коллективом не умаляет роли педагога, наоборот, работа «через коллектив» еще сложнее, чем «с глазу на глаз». Не в том дело, чтобы повторить Макаренко, а в том, чтобы было больше педагогов уровня Макаренко. И общество должно содействовать этому морально и материально.