Тягостное молчание, прерываемое лишь гневным сопением Ромодановского, длилось не больше полуминуты.
— Пошли вон, — рыкнул он на парочку незадачливых подчинённых.
Те исчезли с такой скоростью, словно открыли телепортацию.
— Чем же ты делу государеву можешь быть полезна, девица Катерина Черкасова? — спросил он, постепенно успокаиваясь.
— Сержант лейб-гвардии Преображенского полка Черкасова, князь, — всё так же с уважительными нотками проговорила Катя. — Не сочтите за дерзость, однако я свой чин не на дороге нашла. И польза от меня уже есть. О том, я надеюсь, вам известно.
— Ведомо про заслуги твои. Однако ведомо мне и иное, — Ромодановский пошуршал бумагами на своём столе. — Сообщают, будто вы купно умышляли противу государя нашего Петра Алексеевича, дабы его погубить, на трон усадить малолетнего царевича Алексея, и чтоб инокиня Елена, матерь его, стала правительницей при оном.
— Мы с вами оба прекрасно знаем, как и для чего пишутся подобные …бумаги, — Катя выделила последнее слово презрительной иронией. — Потому давайте опустим преамбулу и перейдём к настоящему разговору.
— А может, всё же стоит проверить, истинны ли сии воровские слова? — князь смотрел на неё изучающе, словно экзамен принимал. — Не бывает дыма без огня. Что мешает расспросить тебя, как у нас заведено?..
Услышав шорох за спиной, Катя не пошевелилась. Только произнесла ровным, ничего не выражающим голосом:
— Князь, со всем уважением — едва ваши люди прикоснутся ко мне, они тут же будут убиты.
— Кому грозишь! — насупился Ромодановкий, поднимаясь во весь свой немалый рост.
— Не вам, князь. Мы с вами оба люди государевы, и служим ему верно, как умеем. Но так как за мной вины нет, то и трогать себя никому не позволю.
Изучающий взгляд сменился едва заметным одобрением.
— Выйдите вон, — сказал он оторопевшему от такого неслыханного разговора дьячку и двоим «заплечным», которые так ничего и не поняли из услышанного.
— Князь, как же… А ежели она чего и впрямь умыслила? — пискнул дьяк.
— Я тоже не лыком шитый, уж с девкой, ежели что, как-нибудь управлюсь. Ну!..
Пять секунд спустя дверь за ними закрылась.
— Что ж, самое время поговорить начистоту. И на каком же поприще ты столь верно служишь государю? — поинтересовался Фёдор Юрьевич.
— На многих. Одно скажу точно: нам с вами делить нечего, так как основная моя деятельность направлена вне пределов России.
— Сколь живу на свете, не припомню, чтоб девицы подобными делами занимались, да и воинскому служению были привержены. Откуда ты такая взялась, скажешь?
— Только в присутствии Петра Алексеевича и по его прямому приказанию, князь. Ему истина известна, а мне велено молчать.
— Вот, значит, как… А мне послужить не желаешь? Можешь и тайно, ежели явно не хочешь.
— Я уже служу государю и Отечеству, князь. Как и вы. Просто наши службы разные.
— Да, Пётр Алексеевич умеет подбирать людей, кои готовы хоть убить, хоть умереть за него. Что ж,
— Нейтралитет, — всё так же ровно произнесла Катя. — Если вас такое положение устраивает, значит, оно тем более устроит и меня.
— Понабрались вы у Петра Алексеевича слов иноземных, — покривился Ромодановский. — Молодо-зелено… Ну да Бог с вами. Шпагу тебе вернут и в город свезут. А встречи нашей не было. Ясно?
— Как вам будет угодно, князь.
И без дополнительных пояснений было понятно, что Пётр Алексеевич ценил и уважал Фёдора Юрьевича не только за умение править железной рукой. При всём неприятии его методов работы, уважением прониклась и Катя. Впрочем, извечное соперничество между армией и органами внутренних дел дало о себе знать: она зареклась пересекаться с этим человеком, разве только если совсем уже других вариантов не останется.
Шпагу вернули тут же, а давешняя карета привезла к самой стене Белого города, так что до «располаги» оказалось не так и далеко. Но двоих «немезидовцев», причём в полевой «цифре», она встретила уже за воротами.
— Вот она где! Катька, ты куда пропала? А ну живо к командиру, он тебя уже второй час по всему городу ищет!
— Да так, прогулялась тут немного, — ответила им Катя, подумав, что князь Ромодановский поступил немного опрометчиво: брат умел
— У командира и спросишь. Ну, идём.