Времеубежище

И снова спешу к полкам с книгами — убедиться, что мир все еще цел и упорядочен. Вот она, Первая мировая, заключенная в двенадцати одинаковых томах какой-то энциклопедии в красном переплете. А вот и холодная война, навсегда похороненная в трех серых томах большого формата. Уже не страшна испанская Гражданская (спит спокойно на верхней полке), как и Вторая мировая — она расположилась на двух полках. Как сказал Маларме, все в мире существует для того, чтобы завершиться некоей книгой. Если задуматься, не такой уж и плохой конец.

Сижу в читальном зале «Роуз Мейн». Надо мной плывут облака в стиле Веронезе. Я нарочно устроился рядом со стеллажом с исторической литературой. Для прикрытия взял первый том энциклопедии, посвященной холодной войне, издания 2008 года, от «А» до «Д». Я считаю себя вправе рассказывать фронтовые истории этой войны, так как мы играли в нее в детстве. Перелистываю энциклопедию и, как шпион, тайком поглядываю на людей вокруг. О чем читаешь, тем и становишься. Передо мной сидит человек, в котором я сразу распознаю бездомного. Всегда ощущал необъяснимую близость с такими людьми. На нем болоньевая куртка (у меня есть подобная) большего, чем надо, размера, шапка, из-под которой торчат наушники. В читальне тепло, но ему так удобно: все при нем, он готов уйти, как только погонят. Мне хорошо знакомо это чувство возможной вины.

На столе слева от него груда книг. По сути, он один из немногих в зале, кто действительно читает. Остальные роются в телефонах, ведут переписку, ожидая, пока закончится дождь. Библиотека — это убежище, теплое сухое место, открытое для всех. Несколько лет назад пытались запретить вход бездомным, но потом отказались от этой идеи. Я сгораю от любопытства: что же он читает? Встаю, делаю вид, будто ищу что-то на соседних полках, и слегка поворачиваюсь к нему. Сверху лежит толстая и довольно-таки потрепанная «Хроника варваров». Под ней (успеваю прочесть на торце) — «Краткая история Индии», а рядом… Не может быть — Гаустин, «Избранное»! Невольно протягиваю руку, бездомный поднимает глаза, и только тогда читаю правильно: «Августин». Конечно же! (Почти уверен, что секунду назад там было написано «Гаустин».) Тут же приношу свои извинения. Бездомный пристально смотрит на меня, потом снова склоняется над книгой: каким-то альбомом с огромными испанскими домами XIX века.

40

Несколько лет назад я заметил, что начал терять слух. Мне предложили маленький слуховой аппарат, пообещав, что он вернет мне песни дроздов по утрам и звуки цикад летними ночами. Но это оказалось неправдой. С его помощью я слышал все так, словно включил старую граммофонную пластинку: с легким металлическим отзвуком и потрескиванием. Саундтрек вчерашнего мира.

Во время войны тоже пели птицы. Я думаю об этом, слушая «Квартет на конец времени» Оливье Мессиана, написанный и исполненный впервые в январе 1941 года в лагере для французских военнопленных. Я увеличил звук до предела. В начале квартета Мессиан использует слова из Апокалипсиса об ангеле, который провозгласил конец времени. Во время исполнения «Квартета» шел холодный дождь, концерт проходил под открытым небом, но никто из лагерных охранников не сдвинулся с места. Необычная комбинация: фортепиано, кларнет, скрипка и виолончель — именно на таких инструментах играли в лагере музыканты…

Первая часть, «Хрустальная литургия», начинается утренним пением птиц. Кларнет имитирует пение дрозда, а скрипка вступает после него пением соловья — бесконечным, повторяющимся, одновременно сладкоголосым и тревожным и в то же время напряженно-спокойным.

Во время войны тоже пели птицы. В этом-то и ужас… И вместе с тем утешение.

41

Екклесиаст учит нас, что всему свое время — для всего своя пора. И вдруг в последней главе своей Книги провозглашает конец времени. В Откровении Иоанна говорится: «И видел я другого ангела, сходящего с неба… В руке у него была книжка раскрытая. И поставил он правую ногу свою на море, а левую на землю. Он сказал мне: возьми и съешь ее; она будет горька во чреве твоем, но в устах твоих будет сладка, как мед…»

Так что, когда мы говорим «проглотил книгу вместе с обложкой», где-то звучит эхо и Его голоса.

(Помнится, в молодости, будучи заядлым читателем, я однажды сжевал одну страницу уже не помню какой книги, кажется сборника стихов — там меньше типографской краски. Она начала горчить уже во рту.)

И именно тогда ангел возвещает, что времени уже не будет. Но не о конце мира он говорит, а о конце времени.

И откроются клетки дней, и все времена соберутся в одно…

И тогда Бог воззовет прошедшее.

42