И вот человек ногой вытолкнул из-под себя ящик, и в этот самый миг я поняла, что силы моей недостанет его выдержать; но я помнила, как сказал он, что я-де его не подведу, и я вложила всю свою жестокую ярость в волокна и держалась – держалась лишь могучим напряжением воли. Душа кричала мне: «Сдайся!» – но я сказала:
«Нет; ты истерзала этого человека».
Тогда душа завопила, требуя, чтоб я выпустила балку, а я и без того уже соскальзывала, узел-то был завязан кое-как, – но я вцепилась в балку своей тюремной хваткой и повторила:
«Ты истерзала этого человека».
Чего только не наговорила мне душа второпях, но я не отвечала; и наконец душа, что докучала человеку, мне доверившемуся, отлетела и оставила его в покое. Но больше я не могла уже ничего связывать, ведь все мои волокна поистерлись и порвались, и даже мое безжалостное сердце ослабело в той борьбе. Вскорости меня выбросили сюда, на свалку. И труды мои завершились.
Все это время, пока текла на свалке беседа, нависала над прочим хламом старая лошадка-качалка. Горько сетовал деревянный скакун, приговаривая:
– Я Благдаросс. Горе мне, выброшен я за ненадобностью и лежу здесь среди всех прочих почтенных, но малых вещиц. Увы дням минувшим, и увы Великому, что был моим хозяином и моей душою: дух его ныне умалился, и знать меня не хочет, и не стремится более на поиски рыцарских приключений! Я был Буцефалом, когда он был Александром, я нес победителя до самой Индии. Вместе с ним я бросал вызов драконам, когда он был святым Георгием; я был конем Роланда в битвах за христианскую веру; случалось мне побыть и Росинантом[11]
. Я сражался на турнирах и отправлялся в дальние странствия, я встречал Одиссея, и героев, и фей. Или поздно вечером, как раз перед тем, как в детской потушат свет, хозяин мой вдруг вскакивал в седло и мы галопом неслись через всю Африку. Под покровом ночи проезжали мы тропические леса и добирались до темных стремительных рек, где тут и там повсюду блестят глаза крокодилов и дрейфует по течению гиппопотам, а из тьмы появляется вдруг загадочный корабль, и неслышно проходит мимо, и исчезает снова. Проехав через подсвеченную светлячками чащу, оказывались мы на открытой равнине и галопом мчались вперед, и разлетались от нас алые фламинго во владениях смуглых царей с золотыми коронами на головах и скипетрами в руках – цари выбегали из дворцов полюбоваться, как мы скачем мимо. Тогда я внезапно заворачивал назад, вздымая пыль всеми своими четырьмя копытами, и галопом неслись мы обратно домой, и хозяина моего укладывали спать. А на следующий день снова выезжал он на поиски приключений, и штурмовали мы магические крепости, охраняемые чарами, и в воротах сокрушали драконов, и неизменно возвращались с какой-нибудь принцессой, что прекраснее моря… Но хозяин мой возрастал телом и умалялся душою и в походы выезжал все реже. Наконец он познал власть золота и забыл про подвиги, а меня выбросили сюда, к малым сим вещицам.Мы галопом неслись через всю Африку
А пока деревянный скакун рассказывал свою повесть, из домика на краю пустыря украдкой выбрались два мальчугана, ускользнув из-под родительского надзора, и зашагали через пустошь в поисках приключений. Один из них прихватил с собою метлу; завидев лошадку-качалку, он, не говоря ни слова, отломал от метлы рукоять и воткнул ее между подтяжками и рубашкой с левого бока. А затем вскочил в седло, и выхватил рукоять от метлы, заостренную на конце подобно копью, и воскликнул:
– В сей пустыне рыщет Саладин со всеми своими язычниками, а я – Ричард Львиное Сердце![12]
Спустя какое-то время второй мальчуган попросил:
– А теперь чур я убью Саладина!
И Благдаросс возликовал в деревянном сердце своем, предвкушая битву, и молвил про себя: «Я все еще Благдаросс!»
О том, как безумие поразило город Андельшпруц
Впервые я увидел город Андельшпруц ясным весенним днем. Солнце сияло во все небо, я шел через поля и все утро твердил себе: «В блеске солнечных лучей впервые откроется взору моему прекрасный покоренный город, о славе которого так часто грезил я наяву».