Время и боги. Дочь короля Эльфландии

На третью ночь до самого утра зарядил проливной дождь, но я не уходил – я приглядывал за душою моего родного города. А она все сидела там, отрешенно глядя прямо перед собою, и бредила в исступлении; но теперь голос ее помягчел, в нем зазвучали перезвоны и случайные обрывки песни. Минула полночь, дождь все лил и лил, но безлюдная глухомань полнилась бормотанием бедного обезумевшего города. Полночь минула – и потекли те хладные предрассветные часы, когда умирают недужные.

Внезапно я заметил, что в пелене дождя задвигались исполинские силуэты, и услышал голоса, которые не принадлежали ни моему городу, ни любому другому, мне известному. И вот различил я, пусть и смутно, души целого сонма городов, и все они склонились над Андельшпруцем и успокаивали его: той ночью горные ущелья ревели голосами городов, которые вот уже много веков назад как исчезли с лица земли. Ибо явилась туда душа Камелота, давным-давно покинувшая долину Аска[13], был там и Илион в кольце башен, по сей день проклинающий прекрасные черты погубительницы Елены; видел я там и Вавилон, и Персеполис, и бородатый лик быколобой Ниневии[14], и Афины оплакивали своих бессмертных богов.

Все эти души мертвых городов говорили в ту ночь на горе с душою моего города и утешали ее, и вот она уже не бормотала больше о войне, и безумный взгляд обрел осмысленность; она спрятала лицо в ладонях и какое-то время тихо плакала. А затем поднялась и, опустив голову и опираясь на Илион и Карфаген, медленным шагом сокрушенно побрела на восток; а за нею клубилась пыль ее улиц, призрачная пыль, которая не превращалась в грязь под проливным дождем. Вот так души городов увели ее прочь, и со временем все они исчезли со склона горы, и древние голоса стихли вдалеке.

С тех самых пор я больше не видел свой родной город живым, но однажды повстречался мне некий путник и рассказал, будто где-то посреди бескрайней пустыни собрались вместе души всех мертвых городов. Поведал он, будто заплутал однажды среди безводных песков и всю ночь напролет слышал их голоса.

Но возразил я:

– И мне однажды довелось остаться в пустыне без воды, и слышал я, как говорит со мною какой-то город, но не знал, в самом ли деле происходит это или нет, ибо в тот день наслушался я многих ужасов, и отнюдь не все они были правдой.

И ответил черноволосый незнакомец:

– Я верю, что это правда, хотя куда ушла душа города, не ведаю. Знаю лишь, что к утру я совсем ослабел от голода и холода, и нашел меня какой-то пастух и принес сюда; а когда снова оказался я в Андельшпруце, город был мертв – таким увидел его и ты.

Где плещет прилив

Раз приснилось мне, будто совершил я нечто ужасное, так что было отказано мне в погребении как в земле, так и в море, и ад от меня отрекся.

Зная об этом, я прождал несколько часов. Затем пришли мои друзья, и убили меня тайно, по древнему обряду, и зажгли длинные и тонкие восковые свечи, и унесли меня прочь.

Дело происходило в Лондоне; под покровом ночи друзья мои крадучись пробирались по сумрачным улицам мимо убогих лачуг – и вот пришли к реке. Река и морской прилив сцепились не на жизнь, а на смерть между илистых берегов, и черные воды обоих искрились огнями. Удивление отразилось во взоре водных стихий, когда приблизились мои друзья с горящими свечами в руках. Все это я видел, пока несли меня, мертвого и коченеющего, потому что душа моя по-прежнему держалась за бренные кости, ведь ад от нее отрекся, а в христианском погребении мне было отказано.

Друзья снесли меня вниз по лестнице, позеленевшей от склизкой гнили, и неспешно приблизились к кромке кошмарного ила. Там, во владениях позабытого хлама, они выкопали неглубокую могилу. Закончив, они положили меня в яму и швырнули свечи в воду. Когда же вода загасила слепящее пламя, бледные маленькие брусочки свечей закачались на волнах, и мрачное величие трагедии померкло, и заметил я, что грядет ясный рассвет; и друзья мои закрыли лица плащами, и торжественная процессия обратилась в бегство, и палачи крадучись скрылись в сумерках.

Кошмарный ил