Я вызвал на мостик капитана Ларсена.
Полностью вжившийся в свою роль робот слушал мои приказания с видом человека, сознающего свое профессиональное превосходство, но вынужденного подчиняться хозяину.
Безусловно, он и без моих инструкций сделал бы все в лучшем виде, но положение обязывало. И меня, и его.
– Определите наше место, капитан, после чего следуйте под парусами генеральным курсом на чистый зюйд-ост, сообразуясь с ветром и лоцией. Скорость и галсы на ваше усмотрение. До утра меня не беспокоить, за исключением форсмажорных обстоятельств, которые вы не сможете предотвратить самостоятельно. Подъем флага в восемь ноль-ноль местного времени, завтрак должен быть готов и накрыт в кают-компании в восемь тридцать.
– Простите, сэр, но боюсь, что ваше приказание до утра выполнить вряд ли удастся. Облачность все более сгущается, я скорее всего не успею даже приготовить инструменты. Но если луна и звезды все же откроются до утра, я обязательно произведу обсервацию.
Все правильно. Программа действует. Вот что меня до сих пор поражает. Машина же, электронно-вычислительная, по-новомодному – компьютер, а ведет себя абсолютно адекватно.
Олег много раз объяснял мне, что принцип здесь тот же, что и в шахматном автомате: перебор всех вариантов следующего хода вплоть до оптимального в данной позиции. И ничего больше.
Так и эти ребята. В памяти у них имеется несколько десятков тысяч или миллионов стандартных ситуаций, любое внешнее воздействие инициирует запуск подходящей подпрограммы со скоростью перебора до триллионов «да – нет» в секунду, и получите: на выходе динамический стереотип или ответ в вербальной форме.
Как психолог я все эти термины понимал и вообще мог сам любому все рассказать и объяснить вполне популярно и доходчиво, но душой – не воспринимал. Дико мне все это было.
Так же точно мой отец, окончивший, кстати, в свое время Ленинградский институт инженеров путей сообщения, признавался мне, что не в силах смириться с принципом работы телевизора. Не понимал он его. Однако чинить любые механические поломки в «Рубине» умел вполне качественно.
И также, наверное, первые машинисты управляли паровозами, в глубине души считая их технологическим извращением.
Но я, как всегда, отвлекся.
Изложив Ларсену все, что я считал на данный момент необходимым, я тоже отправился вниз, прихватив из бара кают-компании две бутылки лучшего крымского шампанского из довоенной еще коллекции князя Голицына.
Ирина занимала одну из двух на «Призраке» трехкомнатных кают, отделенных от кают-компании тамбуром трапа и поперечным коридором. Хотя и крошечных, конечно, в сравнении с необъятными помещениями «Валгаллы», но предоставлявших пассажирам максимально возможный комфорт.
Гостиная в девять квадратных метров, нечто вроде кабинета величиной с вагонное купе, который Ирина приспособила под косметический салон, и чуть большего размера спальня, большую часть которой занимала низкая, но просторная кровать с подъемными штормовыми сетками, а вокруг нее едва оставалось место для платяного шкафа, тумбочки и музыкального центра с квадроколонками по углам.
Ирина любила засыпать под тихую классическую музыку. Скрипичную по преимуществу.
Я вроде бы беседовал с роботом совсем недолго (правда, потом еще не смог удержаться, чтобы не обойти палубу яхты от кормы до бушприта и лично убедиться, что все в полном порядке), а Ирина за это время успела сделать «все», что я подразумевал. Нет, я еще постоял у борта, довольно неторопливо выкурил сигару, поплевывая в шелестящую и заплескивающую почти до самого планшира волну, переосмысливая свой нынешний статус и морально настраиваясь на…
А на что? Что снова я из вершителя судеб мира становлюсь просто мужем тети Хаи. Как это называется в Одессе.
И уже потом через тамбур бакового люка спустился в штормовой коридор, прорезающий яхту от таранной переборки до двери кают-компании.
Ирина меня поразила. Она успела переодеться в белое, все из пенных кружев, платье. С пышной многослойной юбкой ниже колен, какие носили девушки в середине шестидесятых.
А еще она украсила себя бриллиантовым колье в пару сотен каратов и такими же серьгами.
Будто собралась на прием в Карнеги-Холл.
На мой недоуменный, возможно, даже и бестактный взгляд она ответила очаровательнейшей из своих улыбок.
– Милый, но у нас ведь свадебное путешествие. Не так ли? Или ты передумал?
До меня начало доходить.
Ровно полтора года назад она дала зарок Берестину (за которого чуть сдуру не выскочила замуж по причине нашего глупого разрыва), что не будет принадлежать ни ему, ни кому-нибудь другому до законного брака.
С ним ли, с другим – не важно. И долго его соблюдала.
А когда я все-таки ее в очередной раз соблазнил, ей потребовалось считать, что она, следовательно, все же вышла замуж.
Софистика, но тем не менее.
И раз так, то сейчас у нас означенное путешествие, а равно и медовый месяц.