Время легенд

Он еще не думал о предстоящей дороге, о той наледи, с которой едва не сполз под косогор, о возможной инспекции на дороге. Это пока его не касалось. Не думал о бесконечно долгом и ужасно крутом подъёме в Кабаний, где даже негружёные машины останавливались на полдороге, чтобы остыла вода в радиаторе, о том, что часть пути перемело снегом по самую кабину – это будет потом. Сейчас он работал в диком азарте, не давая телу ни секунды отдыха. Вдохновлённый своей победой, он видел перед глазами беленькие от новизны улья своей долгожданной пасеки, огромный, собранный из толстой пятёрки кухонный стол и многое другое, на что только могло хватить его воображения в созидании.

Было давно за полночь, когда он въехал в село. Прицеп сразу отогнал к совхозной пилораме. Там он меньше бросался в глаза. Да и какой смысл был тянуть брёвна во двор. Машину он набил доверху берёзовыми чураками, старые запасы дров были на исходе.

Несмотря на позднее время, в Никольском по-прежнему гуляли. Продолжался Новый год. Мимо дома проходили зеваки, из любопытства пялясь на Мишкину машину. Кто-то даже пытался вступить с ним в разговор, но он словно не слышал и долго оставался сидеть в открытой кабине. Чувство славы и победы сменилось равнодушием и смертельной усталостью. Такое чувство возникало всегда, когда ему везло на охоте и добыча была уже не убитым зверем, а расфасованным по бочкам мясом. На вопрос жены, как прошёл день, он только и смог, что кисло улыбнуться и сказать уже давно ставшее привычным – нормально.

Мысль хоть и быстра, а только сплетня разлетается куда быстрее. И в скором времени Мишка уже не рад был, что сунулся в эту авантюру. Отбиваясь от назойливых работников лесхоза, он, конечно, понимал, что простыми житейскими доводами от них не отделается. А на то, что ему дом строить, всем было наплевать. Наоборот, ещё больше завидовали и при всяком удобном случае ставили подножку. Зуб на него у лесхозовских был наточен давно, и все браконьерские рубки, как видно, хотели списать на его грешную голову.

Он бы разослал их, не глядя, во все отдалённые углы, если бы не присутствие участкового. Не хотелось с властями ссориться. Охотились, бывало, вместе, общались при случае. Выходило, что подводил он хорошего человека.

– Ты не кипятись, – встревал в перепалку Костя, стравливая Мишкин пар.

– Объясни всё по порядку. Откуда лес, когда доставлен.

– Не лес это, я вам в тысячный раз говорю, а пиломатериал!– взрывался вновь Мишка. – А на что купил – вас не касается! И где взял – там уже нет! – ревел он уже на всю улицу.

– Пусть покажет документы! – не унималась Валентина, готовая по доскам разобрать Мишкину скирду. – Если каждый будет так народную собственность пилить, никакой тайги не хватит! Опечатать лес, да и дело с концом.

Витька в разговор не вмешивался, лишь изредка, для порядка, вставлял слово, стараясь не противоречить обеим сторонам, поскольку хорошо знал своё начальство. Да и Мишкино положение ему было понятно. За неделю до этого они основательно поговорили. Не дураки же. А то, что подрубали местные мужики окрестный лес, было неизбежно, как и то, что лес этот вырастал снова. Печалило его, какие «лесные» дела действительно проворачивали в масштабе района. В последнее время за дело взялись братья-китайцы. Эти скупали всё подряд, а когда стало не хватать, то с чьей-то лёгкой руки понаставили в районе пилорам, и полетели, словно в мясорубку, родные манчжурские леса с монгольским дубом и сибирским кедром. Засветилась тогда природа плешинами да лысинами от вырубок. Выходило так, что за эту самую валюту администрация готова была продать всё что угодно. Как в бездонную бочку, как в прорву, уходило за Амур добро народное. Не спали, как видно, китайцы. Полуголодные и неодетые, они были готовы работать за мизерную зарплату, оставляя без работы русского мужика. Вот где крылась беда! Потому и молчал Витька. И участковый делал дело, как мог: писал протоколы с места рубок, да всё в большой стол районного начальства, и конечно, без толку.

Не мог Мишка понять Валентины; того, как она вдруг забыла, как кормился их лесхоз и она лично с его пасеки. Как рекой лился свежий мёд в их бидончики, как целыми сезонами жили под его крышей бездельники лесники вроде Тыквы, но то было давно. А у детей, как известно, и женщин на хорошее память короткая. Как выручил он их целой бочкой дизельного масла в трудную зиму. Отдал, а они потом словно забыли, расплатились взамен гнилыми досками: сучья сплошные да обзол. Только на сарай и сгодилось. Немало хорошего сделано было. И вот стоял Мишка посреди своего двора, как последний вор, и краснел не то от стыда, не то от злобы.

Потом были повестки в суд, но на это он плевал и не реагировал. Не ходил. Весь световой день хлопотал по дому. Работы было невпроворот.

Умом и сердцем Мишка понимал, что от него не отстанут, и всё ждал и надеялся, что не подведёт его приятель из города. И ведь не подвёл.