— Ну и что там у нас в карточке для диалога?
Алекс что-то бормочет себе под нос, поднимает карточку со стола и читает ее.
— О! А это интересно! — И дальше зачитывает текст карточки вслух:
— Партнер номер один: вы проходите собеседование на должность официанта/официантки в одном из лучших ресторанов Мадрида. Партнер номер два: вы – владелец этого ресторана.
Оглядываюсь в поисках чего-то, по чему можно незаметно ударить.
— Не так уж и плохо, да? — Алекс решает не смотреть на меня, замечая, что я вцепилась в края парты. — Кем ты хочешь быть – официантом или владельцем?
— Ни тем, ни другим. — Я отодвигаю стул и бегу к двери, оставляя рюкзак на полу, а учебники на столе. Оставляю Алекса и его глупую карточку для диалога. Оставляю сеньора Арготту, окликающего меня сначала настойчиво, а потом расстроено. Я не останавливаюсь. Не оборачиваюсь. Я бегу по Пончику, мимо шкафчиков, и в буквальном смысле наталкиваюсь на Даниэль.
Она отлетает к шкафчикам и ее деревянный пропуск в туалет падает на пол.
— Что за…!
Вытираю глаза и помогаю ей встать.
— Даниэль, прости, пожалуйста.
Она начинает что-то говорить, но, заметив, что я плачу, спрашивает:
— Анна, с тобой все в порядке?
— Мне нужно уйти, — отвечаю я.
— Анна! — зовет она меня, но я уже ухожу, убегаю через двойные двери, в единственное место, в котором я чувствую себя лучше.
◄►◄►◄►
Он здесь.
Конечно, не так, как мне бы этого хотелось. Но только здесь я могу его увидеть – в детских фотографиях, стоящих на каминной полке, в глазах его бабушки, которая сейчас делает мне чай и не задает вопросов, почему в 11:20 утра в будний день я сижу у нее на кухне, а не на уроках в школе.
Мы с Мэгги делаем по глотку из чашек. Стараемся придумать, что сказать, но, видимо, ни ей, ни мне на ум ничего не приходит. У нее накопилась масса вопросов, у меня есть масса ответов, но она не задает мне ни одного, потому что знает – я не смогу ответить. Так мы и сидим, в полном молчании, изредка прерываемом стуком чашек о блюдца.
Наконец, Мэгги решается нарушить молчание.
— На прошлой неделе я начала убираться в его комнате. Подумываю убрать его вещи на чердак до тех пор, пока… — Она замолкает, я в ответ слегка ей улыбаюсь – мне нравится ее мысль, что он вернется.
— Ты… — начинает она, и внимательно изучает выражение моего лица, словно пытаясь понять, стоит ли ей продолжать. — …не хочешь взять что-то из его вещей? Пока он не вернется?
Я киваю. И так как сказать нам больше нечего, мы поднимаемся и вместе с кружками идем наверх, а потом вдоль по коридору, мимо детских фотографий матери Беннетта, фотографий молодой Мэгги, в его комнату, уставленную мебелью из красного дерева.
— Пойду, сделаю тебе еще чая, — произносит Мэгги, забирает мою, еще почти полную чашку и выходит, закрыв за собой дверь и оставив меня одну в комнате.
Под окном возле стены стоят составленные одна на другую коробки, а в остальном комната совсем не изменилась. Я открываю дверцы шкафа и заглядываю внутрь. Вот его форма, а рядом с ней еще куча одежды, которую я на нем никогда не видела. Тут же на крючке висит его шерстяное пальто, и хотя снаружи уже около 30 градусов, я надеваю его, натягиваю воротник и вдыхаю его запах.
Закрываю шкаф и подхожу к столу. На нем ничего нет – ни ручки, ни фотографии. Сажусь на деревянный стул и открываю верхний ящик. Вот где все лежит! Вытаскиваю вещи одну за другой и раскладываю на столе. Его студенческий билет. Одну из моих красных кнопок. Не подписанную открытку с Ко Тао. Подписанную с Вернаццы. Сточенный желтый карандаш. Карабин. Ключ.
Отодвигаю все и беру ключ, подхожу к шкафу. Делаю все очень быстро – по очереди вытаскиваю фотоальбомы и старые дневники и аккуратно складываю их в углу, пока не нахожу маленькую замочную скважину в дальнем углу. Поворачиваю ключ и открываю маленькую дверцу. Внутри лежат пачки перетянутых резинкой долларов, сотни и двадцатки.
На вершине одной из пачек лежит его записная книжка, вспоминаю, что именно в ней он записывал все расчеты, когда мы обсуждали план по спасению жизни Эммы. Вытаскиваю ее и листаю. Каждая страница этой книжки покрыта временными линиями и математическими уравнениями, таблицами с историческими событиями и наименованиями компаний, рядом с которыми стоят значки доллара. Наконец я натыкаюсь на страницу, которую он как-то показывал мне – расчет времени, в какое время мы должны оказаться на подъездной дорожке у моего дома, чтобы предотвратить поездку Эммы в Чикаго.
Снова возвращаюсь к первым страницам книжки и наталкиваюсь на нечто знакомое. Мои слова, но написанные его почерком: