Время мира

Следовательно, линия от Руана (или от Сен-Мало, или же от Нанта) до Женевы не была решающим разрывом, который обозначил бы все французские противоречия. Разумеется, карта Андре Ремона — это не карта национального богатства, экономического отступления или прогресса, а карта спада или подъема демографического. Там, где было обилие людей, правилом оказывались эмиграция, промышленная активность — либо одна или другая, либо же обе разом.

Со своей стороны Мишель Морино по своему обыкновению сдержанно относится к любому слишком простому объяснению. И значит, схема диаметра, разделяющего Францию и вращающегося вокруг Парижа, не может пользоваться его благосклонностью. Например, его скептицизм возбуждает ²²⁷ линия Сен-Мало — Женева, в общем — линия д’Анжевиля, которую принял Э. Ле Руа Ладюри. В качестве аргумента при ее критике Морино берет цифры торгового баланса в каждой из двух зон. Если они и не стирают демаркационную линию, то все же меняют знаки: плюс переходит на Юг, минус — на Север. Вне всякого сомнения, в 1750 г. «зона, расположенная на Юге, намного превосходила ту, что находится на Севере. Две трети или более экспорта шло оттуда. Это превосходство отчасти происходило от поставок вин, отчасти от перераспределения колониальных товаров через порты Бордо, Нанта, Ла-Рошели, Байонны, Лориана и Марселя. Но покоилось оно также и на мощи промышленности, способной продавать полотна на 12,5 млн. турских ливров (в Бретани), шелковых тканей и лент на 17 млн. (в Лионе), а сукон и суконного товара — на 18 млн. (в Лангедоке)»²²⁸

.

Теперь мой черед проявить скептицизм. Признаюсь, меня не убеждает значение такого взвешивания разных Франций соответственно их внешнему балансу. Ясно, что вес одних только экспортных отраслей промышленности не может быть определяющим; что в мире прошлого промышленность зачастую бывала поиском какой-то компенсации в зонах бедности или трудной жизни. 12 млн. ливров за бретонское полотно не делали из Бретани провинцию, шедшую в авангарде французской экономики. Настоящая классификация — та, что устанавливается на основе ВНП. А ведь это примерно то, что попытался сделать на Эдинбургском конгрессе 1978 г. Ж.-К. Тутэн, составив классификацию французских регионов в 1785 г. в соответствии с физическим продуктом на одного жителя (по сравнению со средней величиной в национальном масштабе)

²²⁹. Во главе списка оказался Париж с 280 %; Центр, области по Луаре и Роне достигали средней величины — 100 %; ниже расположились Бургундия, Лангедок, Прованс, Аквитания, пиренейский Юг, Пуату, Овернь, Лотарингия, Эльзас, Лимузен, Франш-Конте; замыкала шествие Бретань. Карта на с. 349, воспроизводящая эти оценки, не дает некой четкой линии Руан — Женева; но она вполне ясно помещает бедность на Юге.

Окраины морские и континентальные

В действительности в таких проблемах дифференциальной географии, как и в любой другой, перспектива бывает разной в зависимости от продолжительности хронологических отрезков, которые рассматриваются. Разве же не существовали ниже уровня перемен, которые зависели от по необходимости замедленной конъюнктуры, противоположности еще большей временной протяженности, как если бы Франция — да, впрочем, какая угодно другая «нация» — на самом деле была лишь наложением друг на друга разных реальностей, и самые глубинные из них (по крайней мере те, что мне представляются самыми глубинными) были «по определению», и это даже доступно наблюдению, медленнее всего приходящими в упадок, а следовательно, упорнее всего стремившимися удержаться на месте? В данном случае география, как необходимая «подсветка», отмечает неведомо сколько таких структур, таких постоянных различий: горы и равнины, Север и Юг, континентальный Восток и окутанный океанскими туманами Запад… Такие контрасты давили на людей так же, и даже больше, чем экономические конъюнктуры, вращавшиеся над этими людьми, то улучшая, то обделяя зоны, в которых они жили.