Время мира

Тем не менее лес, воск, пушнина, рожь, пшеница, продукты леса Восточной и Северной Европы имели ценность, лишь будучи реэкспортированы на Запад. А в обратном направлении обязательным ответом были соль, сукна, вино. Система эта, простая и крепкая, наталкивалась, однако же, на многие трудности. И именно эти трудности, которые предстояло преодолеть, сплавили воедино совокупность городов Ганзы, совокупность, по поводу которой можно одновременно говорить о хрупкости и о прочности. Хрупкость вытекала из нестабильности объединения, собравшего огромную «толпу» городов (от 70 до 170), которые находились далеко друг от друга и делегаты которых не собирались в полном составе на общих съездах. За Ганзой не стояли ни государство, ни крепко сколоченный союз — только города, ревниво относившиеся к своим прерогативам, гордившиеся ими, при случае соперничавшие между собой, огражденные мощными, стенами, со своими купцами, патрициатом, ремесленными цехами, со своими флотами, складами, со своими благоприобретенными богатствами. Прочность же проистекала из общности интересов, из необходимости вести одну и ту же экономическую игру, из общей цивилизации, «замешанной» на торговле в одном из самых многолюдных морских пространств Европы — от Балтики до Лисабона, из общего языка, наконец, что было отнюдь не малозначащим элементом единства. Язык этот «имел субстратом нижненемецкий (отличный от немецкого Южной Германии), обогащавшийся в случае потребности элементами латинскими, эстонскими в Ревеле, польскими в Люблине, итальянскими, чешскими, украинскими, может быть, и литовскими»⁵⁴. И то был язык «элиты власти… элиты богатства, что предполагало принадлежность к определенной социальной и профессиональной группе»⁵⁵. А кроме того, коль скоро эти купцы-патриции были на редкость мобильны, одни и те же семейства — Ангермюнде, Векингхузены, фон Зесты, Гизе, фон Зухтены — встречались в Ревеле, Гданьске, Любеке и Брюгге⁵⁶.

Все эти узы рождали сплоченность, солидарность, общие привычки и общую гордость. Общие для всех ограничения сделали остальное. В Средиземноморье при относительном сверхобилии богатств города могли вести каждый свою собственную игру и наперебой яростно драться между собой. На Балтике, на Северном море это было бы не в пример трудней. Доходы от тяжеловесных и занимающих большой объем при низкой цене грузов оставались скромными, затраты и риск — значительными. Норма прибыли в лучшем случае составляла, как считают, около 5 % ⁵⁷. Больше чем где бы то ни было требовалось рассчитывать, делать сбережения, предвидеть. Одним из условий успеха было держать в одних руках предложение и спрос, шла ли речь об экспорте на Запад или же, в противоположном направлении, о перераспределении товаров, импортируемых Восточной Европой. Конторы, что содержала Ганза, были укрепленными пунктами, общими для всех ганзейских купцов, защищенными привилегиями, которые упорно отстаивались, будь то Sankt Peterhof в Новгороде, Deutsche Brücke в Бергене или Stahlhof

в Лондоне. Будучи гостями фактории на один сезон, немцы подчинялись строгой дисциплине. В Бергене молодые люди «в учении» оставались на месте десять лет, обучаясь языкам и местной торговой практике, и должны были оставаться холостяками. В этой фактории всем управляли Совет старейшин и два альдермана (Aldermen). За исключением Брюгге, где такое было бы невозможно, купец обязан был жить в конторе (

Kontor).

Наконец, северное пространство было охвачено цепью надзора и необходимостей. В Бергене собственно норвежские интересы без конца попирались. Эта страна, сельское хозяйство которой было недостаточным⁵⁸, зависела от зерна, которое привозили любекские купцы либо из Померании, либо из Бранденбурга. Едва только Норвегия пробовала ограничить привилегии Ганзы, зерновая блокада призывала ее к порядку (как это было в 1284–1285 гг.). И в той мере, в какой конкуренция со стороны импортированного зерна стесняла развитие самодостаточного земледелия, иностранный купец получал от норвежцев то, чего пожелает: солонину, соленую или вяленую треску с Лофотенских островов, лес, жиры, смолу, пушнину…

На Западе, имея пред собой лучше вооруженных партнеров, Ганза все же сумела сохранить свои привилегии, в Лондоне в еще большей степени, чем в Брюгге. В английской столице Stahlhof рядом с Лондонским мостом был еще одним «Немецким двором» (Fondaco dei Tedeschi

) со своими причалами и своими складами. Ганзейцы были там освобождены от большей части сборов; у них были собственные судьи, и они охраняли даже одни из ворот города, что было несомненной честью ⁵⁹.

_{Торговые перевозки Ганзы около 1400 г.}

_{По данным «Исторического атласа мира» (Putzger F.W. Historischer Weltatlas. 1963, S. 57).}